– Что, про святую никаких новостей? – Даже я слышала, как фальшив мой жизнерадостный голос.

– Вы идете в Ла Уссиньер.

Это прозвучало не как вопрос, хотя я видела, что он ожидает ответа.

– Повидаться с Бриманом, – продолжал он тем же невыразительным тоном.

– Кажется, всем очень интересно, куда я хожу.

– И неудивительно.

– Что вы хотите сказать? – Я услышала резкость в собственном голосе.

– Ничего.

Он, кажется, собирался пойти своей дорогой – сделал шаг в сторону, чтобы пропустить меня, глаза уже устремлены куда-то еще. Внезапно мне показалось, что ни в коем случае нельзя дать ему уйти. Хотя бы он должен меня понять.

– Я вас очень прошу. Вы его друг, – начала я.

Я знала, он поймет, про кого я говорю.

Он на мгновение застыл.

– Ну и что?

– Может, вы с ним поговорите. Попробуете его убедить.

– Что? – переспросил он. – Убедить его переехать?

– Ему нужен особый уход. Надо, чтобы он это понял. Кто-то должен взять ответственность на себя.

Я подумала про дом, битое стекло, растерзанные книги.

– Он может причинить себе вред, – сказала я наконец.

Флинн поглядел на меня, и я поразилась жесткости его взгляда.

– Звучит правдоподобно, – тихо сказал он. – Но мы-то с вами знаем правду, верно?

Он улыбнулся, совсем не дружелюбно.

– Речь идет о вас. Все разговоры про ответственность – в конечном итоге они сводятся именно к этому. Как для вас будет удобнее.

Я хотела сказать ему, что всё совсем не так. Но слова, казавшиеся такими естественными в устах Бримана, звучали фальшиво и беспомощно, когда исходили от меня. Я видела, что Флинн в самом деле так думает, – думает, что я делаю все это для себя, для собственной безопасности, а может, даже в какой-то степени хочу отомстить Жану Большому за все годы молчания… Я хотела сказать ему, что это не так. Я была уверена, что это не так.

Но Флинн уже потерял ко мне интерес. Пожал плечами, кивнул и удалился по тропе быстро и бесшумно, как браконьер, а я стояла, уставившись ему вслед, и в душе у меня росли гнев и растерянность. Какого черта, да кто он такой вообще? Какое право имеет меня судить?

По прибытии в «Иммортели» мой гнев, вместо того чтобы утихнуть, разгорелся еще сильнее. У меня больше недоставало уверенности на разговор с Бриманом – помимо всего прочего, я боялась, что от первого же доброго слова плотину прорвет слезами, копившимися со дня моего приезда. Так что я вместо этого болталась у причала, наслаждаясь тихим плеском воды и яхточками, летавшими поперек залива. Для отдыхающих было еще рано; лишь немногие лежали на верхнем краю пляжа, под эспланадой, где рядком сидели на белом песке свежевыкрашенные пляжные беседки.

Я заметила, что через улицу с седла броского японского мотоцикла за мной наблюдает молодой человек. Длинные волосы свисают на глаза, пальцы лениво держат сигарету, джинсы в обтяжку, кожаная куртка, мотоциклетные ботинки… Я его узнала лишь через несколько секунд. Жоэль Лакруа, красивый и балованный сын единственного на острове полицейского. Молодой человек оставил мотоцикл у тротуара и перешел через дорогу ко мне.

– Вы нездешняя, да? – спросил он, затягиваясь сигаретой.

Ясно, он меня не помнит. И ничего удивительного. Последний раз я с ним говорила еще в школе, а он был на пару лет старше меня.

Он оценивающе разглядывал меня и ухмылялся.

– Хотите, я покажу вам окрестности? – предложил он. – Посмотрим виды, ну, какие есть. У нас тут насчет видов небогато.

– Спасибо, в другой раз.

Жоэль щелчком отшвырнул сигарету через дорогу.

– Где вы остановились, а? В «Иммортелях»? Или у вас тут родственники?