– Ах ты хитрец! Значит, проверял, да?

– Да. Почему мы не можем объявить о нашем решении? Прячемся как школьники!

– Я не готова. Я только-только начала отходить от отношений с бывшим. И Артур… У него сейчас такой возраст – все воспринимает в штыки.

– Это пройдет. Как, впрочем, и твои молодость и красота.

– Ах, ты, – она игриво толкнула его в грудь, – так, значит, ты меня только за молодость и красоту любишь? А они пройдут и ты охладеешь?

– Никогда.

Он притянул ее к себе. Она нежно ответила на его поцелуй. Его руки все настойчивее гладили ее плечи, скользили вниз.

– Нет, не здесь, не сейчас.

Эти слова были обращены скорее к себе, чем к нему.

– Я не хочу дольше ждать. Даю тебе срок – неделю. Через неделю у меня день рождения. Ты приглашена, и я объявляю помолвку.

– Но…

– Никаких «но».

– Спокойной ночи, любимый… Я сделаю для тебя сказочный торт. Лучший в мире.

Она шла к дому, низко наклонив голову, смотрела под ноги. На лице все еще играла полуулыбка.

В темной комнате Артур стоял у окна.

Да, именно ради этого момента тайком от матери он тренировался особенно упорно. И вот… Он добился своего. Он уже может стоять на этих проклятых ножках-макарошках. Теперь научит их снова ходить и тогда… Тогда они уведут его назад в Лондон, к отцу. Прочь из этого домишки с плешивым двориком – все, что мать может себе позволить в этом паршивом приморском городишке, где летом нет прохода от отпускников-курортников, а зимой тоска и дождь.

– Извини, сынок, задержалась. Давай я помогу тебе перебраться в постель.

Дик Моррисон работал шофером еще у старика Камерона, задолго до того, как Роберт унаследовал бизнес. Старый служака был верен традиции: и тогда, и сейчас он всегда на ланч приезжал домой. Не потому, что денег жалко на еду в кафешке, да и Фил – шеф в ресторане босса – всегда был готов налить ему тарелку супа, но… Нина Моррисон – его жена последние сорок лет – с тех пор как дети выпорхнули из родительского гнезда, не могла есть в одиночестве. Она была хорошей хозяйкой, вкусно готовила. После ланча Дик любил «придавить щечку» – прилечь минут на 20, прежде чем снова вернуться к работе.

– Что нового в нашем маленьком королевстве? – дежурно спрашивала Нина, ставя перед Диком тарелку.

– Да все по-прежнему. Ремонт банкетного зала почти закончился.

– Большой праздник затевается?

– Пятьдесят – красивая дата. И… – это между нами – я его возил в ювелирный. Он купил та-а-а-кое кольцо, с вот та-а-а-ким бриллиантом. Кажется, собирается сделать предложение.

– Кому?

– Хелен. Кому ж еще!

– Вот выскочка! – Нина аж подавилась. Долго кашляла, но продолжила с удвоенным негодованием. – Нет, вы только посмотрите! Не успела приехать, уже не только весь кондитерский бизнес под себя подобрала, так и самого завидного жениха подцепила на свой крючок.

Дик не мог смириться с явной несправедливостью.

– Ты так говоришь, будто она аферистка какая. Она красивая, работящая. Паренек у нее, опять же, инвалид… И пирожные вкусные.

– Ой, вы посмотрите, как запел: «вкусные»! – Нина в сердцах вырвала у него из-под носа тарелку с недоеденным рагу, – до ее приезда мои пирожные были самые-самые, а теперь… И Роберт твой дурак! Он ей нужен лечение сына оплачивать, а на большее… У них сколько лет разница. Двадцать?

– Семнадцать.

– От дурак-то!

– Не суди, да не судим будешь. Не наше это дело. Платит вовремя, всегда подарки к Рождеству присылает. Негоже кусать руку, которая тебя кормит.

– Ага, «кормит». А ты и рад эту руку лизать. До приезда этой жучки я, если помнишь, тоже у него зарабатывала. И эклеры мои очень даже котировались. Теперь же все на лондонский манер: низко-кало-рий-ное, – она скорчила кислую мину, – крем без жира, сахар без сладости. Еще и сама выпечку доставляет, чтобы у него перед носом лишний раз задом крутануть.