— Ишь какая! — возмутилась Фритка, вставая насмерть грудью между нами.

Но тут, весьма кстати, вдалеке послышался вой сирен.

— Уходим!

— Облава!

— Патруль! — разразилась криками толпа и, резко свернув транспаранты, митингующие брызнули в разные стороны.

— Надо и нам убираться. Не стой столбом, — шикнула на меня Фритка и, сунув в руку ещё и сумку, пошагала на выход с площади.

Я поплелась за ней. На душе было тоскливо-тоскливо.

Я люблю праздник и яркие краски, а бунты и политику нет. Поэтому Нижний город откровенно удручал. Тут даже неба и солнца не было видно. Их закрывал Верхний город. А освещали пространство вмонтированные в его днище прожекторы. И даже, если представить, что они магические и возмещают людям недостаток витамина «Д», тяжёлое коричневое небо будто давило, и наблюдать его любому человеку было бы малоприятно.

— Извозчик! — завопила Фритка, подняв призывно руку.

На её жест к нам двинулась одна из карет, выстроившихся вдоль улицы. Совсем не такая красивая и изящная, как я видела в Верхнем городе.

— Давай мне деньги, что тебе выделили на мелкие расходы, — требовательно протянула руку служанка, когда мы загрузились в обшарпанное нутро наёмного экипажа, — все равно ничего не соображаешь, и расплачиваться за всё придётся мне.

Крылья моего носа раздулись от злости.

Так, Аня. Держи себя в руках. Пусть довезет тебя до дома, а там ты ей объяснишь, кто хорошо соображает, а кто нет.

Я развязала мешочек и, вытащив из него один луч, протянула деловой колбасе.

— Хватит с тебя пока, — сообщил ретранслятор ровно, и я пожалела, что он не передаёт эмоции. Надо скорее учиться говорить, а то с такой возможностью изъясняться я далеко не продвинусь.

Фритка фыркнула, забрав луч, но настаивать на своём не стала. Зато всю дорогу комментировала все, мимо чего мы проезжали.

— Вон то, — она ткнула пальцем в трехэтажный особняк серого камня, — гильдия артефакторов. А вон то, — указала Фритка на грязно-жёлтое здание на другой стороне улицы, — гильдия ювелиров. А вон за тем забором наша школа, помнишь?

За высоким забором не видно было ничего, а за стуком копыт ещё и ничего не слышно.

— Знаешь же, что не помню. А вон там что? — кивнула я на симпатичный особнячок, выгодно отличавшийся от других изяществом и розовым цветом.

— Гильдия актёров! Тебя туда не взяли, когда ты ещё не обрела блики и сбежала из дома, чтобы стать актрисой. Ох и задала тебе госпожа Анника тогда трепку! — мечтательно зажмурилась служанка, погрузившись в приятные воспоминания.

— Далеко ещё? — прервала я её ностальгию.

— Почти приехали. Сейчас свернем на Озерную, минуем рынок и, считай, на месте…

…К дому мы прибыли спустя минут пятнадцать. Карета остановилась у покосившегося деревянного забора и, дождавшись, пока мы выгрузимся и расплатимся, укатила. А мы потащили поклажу по заросшей травой дорожке к крыльцу дома, который меня тоже не порадовал.

— И сколько он уже пустует? — поинтересовалась я.

Не то чтобы это было важно, просто интересно, за сколько времени тут всё так заросло и обветшало.

— Так третий год уже, — тут же сообщила служанка.

— И никто за ним не присматривал? — облупившиеся стены с грязными окнами и без Фритки дали мне ответ на этот вопрос.

— Ну как же? Перед отбытием в Верхний город госпожа купила и поставила на дом артефакт-консерватор. Только он, видать, разрядился.

— Похоже на то.

Мы поднялись по скрипучим ступеням к двери, и я принялась рыться в папке.

— Что ты делаешь? — спросила Фритка спустя минуту моих тщетных поисков.

— Ищу ключ, — сообщила я ей очевидное.