Сидя в тесноте на переднем сиденье, негр сунул руку за пазуху и нащупал ожерелье из голубых вудуистских бусин. Он молча сидел, перебирая их. Раньше, прежде чем стать осведомителем гаванской полиции, он был портовым рабочим, за сегодняшнюю слежку ему причиталось пятьдесят долларов. Пятьдесят долларов в Гаване по тем временам – куча денег, но негр больше не мог думать о деньгах. Когда они выехали на освещенную набережную Малекон, он очень медленно повернулся направо и, посмотрев назад, увидел высоко поднятую голову и гордо сиявшее лицо девушки.

Негру стало страшно, и, пробежав пальцами по голубым вудуистским бусинам, он крепко сжал их. Но это не избавило его от страха, потому что сейчас он оказался перед лицом более древней магии.

Давным-давно один лев жил в Африке среди других львов. Все остальные были плохими львами и каждый день ели зебр, антилоп и прочую живность. Иногда плохие львы ели людей. Они ели суахили, умбулу, вандоробо, но особенно им нравились индийские торговцы. Мясо толстых индийских торговцев плохие львы считали самым вкусным.

Но у этого льва, которого мы любим, потому что он был хорошим, на спине росли крылья. И из-за крыльев на его спине другие львы потешались над ним.

– Посмотрите, каков он, с крыльями на спине, – насмехались они и ревели от хохота.

– Посмотрите, что он ест, – говорили они, потому что наш лев ел только макароны и креветок – таким он был хорошим.

Плохие львы ревели от смеха и поедали еще одного индийского торговца, а их жены пили его кровь, лакали, лакали, лакали ее языками, как большие кошки. Останавливались только для того, чтобы порычать или взреветь, смеясь над хорошим львом, да пренебрежительно глянуть на его крылья. Действительно, такие плохие и злобные львы.

Но хороший лев спокойно сидел и вежливо спрашивал, можно ли ему взять «Негрони» или «Американо». Именно эти коктейли он всегда пил вместо крови индийских торговцев. Однажды он отказался есть восемь масайских коров, ограничившись тальятелле, и выпил стакан «помодоро».

Плохие львы очень разозлились, и одна львица, самая плохая, та, что не могла очистить свои усы от крови индийских торговцев, даже если терлась мордой о траву, спросила:

– С какой это стати ты думаешь, что ты лучше всех нас? Откуда ты заявился сюда, лев-макаронник? Что ты вообще здесь делаешь? – Она зарычала на него, а остальные львы заревели, хохоча.

– Мой отец живет в городе, и стоит на башне с часами, и смотрит сверху вниз на тысячи голубей, и они, все до единого, его подданные. Когда они взлетают, шум от их крыльев подобен шуму бурлящей реки. В городе моего отца дворцов больше, чем во всей Африке, и четыре бронзовые лошади стоят лицом к нему, и каждая с поднятой передней ногой, потому что они боятся его.

В городе моего отца люди передвигаются пешком или на лодках, и ни одна настоящая лошадь не войдет в город, страшась моего отца.

– Твой отец – грифон, – заявила плохая львица, облизывая усы.

– Ты лжец, – добавил один из плохих львов. – Нет такого города.

– Передайте мне кусок индийского торговца, – попросил другой очень плохой лев. – Эти масайские коровы слишком свежая трупятина.

– Ты никчемный лжец и сын грифона, – прорычала самая плохая львица. – И теперь, думаю, я тебя убью и съем вместе с крыльями.

Эти слова сильно напугали хорошего льва: он видел и желтые глаза, и хвост, поднимающийся и опускающийся, и запекшуюся на усах кровь, и чувствовал зловоние ее дыхания, потому что она никогда не чистила зубы. Под когти забились кусочки плоти индийского торговца.