А любое событие, уже имевшее место, может быть познано, исследовано единственным образом – реконструкцией его в целом, его важнейших обстоятельств, в частности (в нашем случае в пределах, установленных для того предметом доказывания по уголовному делу, – ст. 73 УПК РФ), по тем изменениям, которое оно произвело вовне.

Эти изменения возникают объективно как результат взаимодействия объектов между собой. Суть в том, что любое, в том числе криминальное, событие – это взаимодействие между собой как минимум двух (а чаще всего значительно большего числа) объектов. Такие взаимодействия проявляются в виде следов – отображений и (или) следов – остаточных явлений (микрочастиц, запахов и т. д.) одного объекта на другом, с ним взаимодействующим, т. е. следообразующего объекта на объекте следовоспринимающем. Эта принципиальнейшая посылка для всех наук, изучающих прошлое, реконструирующих события, уже происшедшие, будь то история, археология, криминалистика. Закономерности и основные результаты ее проявлений сверхубедительно и давно обоснованы материалистической гносеологией в целом и теорией отражения в частности[45].

Таким образом, следы – единственный материал, с которым работает любой субъект уголовно-процессуального исследования преступлений. «Следы, оставленные преступлением в среде, – верно заметил Р.Г. Домбровский, – это не только конечный результат деятельности правонарушителя, но и исходный пункт деятельности следственных органов»[46].

В самом общем и широком смысле слова след в криминалистике – любое изменение, любое отражение, любая информация, причинно обусловленные любой стадией совершения преступлений, которые можно использовать для их процессуального исследования. Хочу отметить, что предлагаемое определение в целом соответствует тому, как понимал понятие следа более пятидесяти лет тому назад один из основоположников отечественной криминалистики Б.И. Шевченко. Он писал: «Для обозначения всех самых разнообразных материальных изменений, которые обязаны своим происхождением тем или иным действиям преступника, связанным с совершением преступления во всех его стадиях, пользуются в криминалистике обобщающим и охватывающим все эти изменения названием – следы преступления»[47].

Лишь на одно наше разночтение в понимании следа хочу обратить внимание. На мой взгляд (и об этом подробнее будет говориться в другом месте нашей лекции), следом является не каждое из неисчерпаемого количества «всех самых разнообразных материальных изменений», связанных с преступлениями, а лишь те из них, которые на современном этапе развития криминалистики мы в этом качестве осознаем, осознаем как след, возникший в результате преступной деятельности либо с ней связанный причинно, и умеем его изымать, исследовать и использовать в целях познания, реконструкции преступных событий.

Здесь уместно сделать такое отступление:

Всегда – со времен Каина и Авеля – на местах преступлений оставались отпечатки пальцев рук;

с момента возникновения огнестрельного оружия на использованных боеприпасах (ядрах, пулях, гильзах) всегда оставались трасологические отображения особенностей внутреннего канала ствола;

всегда микрочастицы с одежды нападающего переходили на одежду пострадавшего (и наоборот) как следствие контактного взаимодействия между этими лицами (разумеется, если таковое имело место).

Но пока не были созданы и разработаны основы дактилоскопии, судебной баллистики, так называемой «экспертизы наложения» (исследования микрочастиц веществ и материалов) и не созданы соответствующие методики исследования этих видов информации, она не представляла интереса для следователей, была «вещью в себе», хотя, естественно, возникала и существовала объективно.