– Не так! – взревел зверь внутри Эрика и, обострив черные когти, дернул на себе мокрую рубашку.

Случайно с тканью пропорол кожу, но не заметил, не скривился от боли. Рванул липкую ткань, брезгливо стряхнул ее комом на землю, обнажая плечи.

На груди Валенвайда заплеталась паутина густо-бордовых вен, вспухших от гнева. Мышцы бугрились, звенели от натяжения. Проступившие жилы затейливым узором вплетались в вязь татуировки, соединялись с черными завитками, гнали по ним древнюю кровь…

Зрение мое помутилось от слез, и показалось, что узор ожил. Зашевелился на вампирском плече, стал еще чернее, безрадостнее.

Как в руке Эрика появился искрящий жезл, я не приметила. Все смотрела в пустые глаза, лишенные капли эмоций. Поджатая челюсть дернулась, и Валенвайд в хищном прыжке приземлился на брусчатку Аптечной улицы.

– Эрик! Не заставляй нас… – рявкнул Шо, растягивая между ладоней синюю молнию.

Но зверем руководили инстинкты. Он больше не был человеком… Во всяком случае, не сейчас.

Танцуя смертельный танец – то пригибаясь, то отпрыгивая, то натягиваясь струной, – Валенвайд разметал стражей по мостовой. Стремительно подлетел ко мне. Выбив испуганный вопль, обхватил грязными руками за плечи и вмял в себя, не позволяя отстраниться от липкого тела в красных брызгах.

– Нет, нет… – скулила я, разыскивая глазами отца, но Эрик упрямо перекрывал мне обзор.

Убийца… Убийца…

Это мысли кричали в моей голове? Или орали стражи? Вокруг слышались голоса, топот, нарастал шум Эстер-Хаза. Люди сбежались за сенсацией, щелкали маг-проекторы, голосисто визжала тетка с недурно поставленным сопрано…

Сквозь соленую пелену я видела, как раскаленный кончик жезла пропарывает узор на плече вампира. Как с татуировки рассыпается черный дым, пахнущий тошнотворно – смертью, сладкой горечью, тьмой. Этот дым кружит нас, отрывает – и от шума, и от толпы, и от визгливого сопрано.

И перемещает… туда, где все так, как должно быть.

Задыхаясь от едкого черного дыма, я отпихнула Эрика от себя. Сейчас его близость была невыносима: перед глазами стояло застывшее восковой маской папино лицо.

– Вероника… девочка моя… – хрипел Валенвайд, нащупывая меня в темноте.

Продолжая мотать головой, я сделала три шага назад и уперлась спиной в сырую каменную стену. Только после этого поняла, что вокруг темно не только из-за прогорклого дыма. Черная взвесь, щиплющая ноздри, почти рассеялась, но светлее не стало.

Воздух был тяжелый, спертый, давно забывший о свободе. Мы очутились в старом подземелье.

Багровые зрачки блеснули рядом с моим носом: Эрик подошел бесшумно, на запах. Схватил за плечи – почти бережно – и легко встряхнул.

– Куколка!

– Не прикасайтесь. Не вздумайте, – качнула головой, пытаясь выпутаться из захвата.

Его руки притрагивались осторожно, как к очень хрупкой и дорогой статуэтке, однако приносили боль. Она терзала, от нее вздымались вены на висках и дыхание тяжелело.

Невыносимо стоять рядом. После всего, что увидела.

– Еще как вздумаю. Вы моя… совсем моя…

– Зачем же вы так со мной? – опалила его диким, обвиняющим взглядом из темноты.

Эрик поморщился, встряхнул гривой. Почесал разодранное когтями плечо, увитое черной змейкой. Татуировка переместила нас как-то… куда-то. Наверное, древняя магия. Или мутация капли.

Меня снова похитили? Пленили? Не так сильно волновали вопросы «как» и «куда», насколько «зачем». Но я тряслась, всхлипывала и истерично стучала зубами. Не то состояние, чтобы качественно осмотреться и поразмыслить о своем положении.

– Тише, ягодка. Тише. Успокойтесь, – хрипел Эрик, проглаживая меня по волосам. А ощущалось, будто он острыми ядовитыми граблями расчесывает кожу до крови.