Когда я шел по коридору, то краем глаза заметил отца. Он стоял на балконе, затягивался сигаретой и смотрел на меня. Так пристально, что мне стало не по себе. Наверное, в тот момент я перестал быть для него сыном.

– Быстрее, сынок, – говорила мама.

Я вышел из квартиры и больше никогда не пересекал ее порога.

***

Павел Анатольевич на протяжении всего моего рассказа что-то записывал. Поражаюсь его способности так просто конспектировать мои слова. Впрочем, он мог записывать возможные диагнозы или еще что-то, что вообще не относится к моему рассказу.

Пока он писал свои заметки, я еще раз осмотрел кабинет, как вчера. Мне казалось, что теперь обезьяны поменялись местами. Это все странно. Может, я не выспался или так на меня действуют таблетки?

С сегодняшнего дня я начал принимать новые препараты по рецепту Павла Анатольевича. Естественно, мне не говорят, какие. Мне даже диагноз не сообщили, что уж говорить о таблетках…

– Куда вы переехали с мамой? – поинтересовался доктор.

– В другую квартиру. Попроще и с меньшим количеством комнат. Как раз на меня и маму. Я устроился в комнате поменьше, а маме дал самую большую. Насколько мне известно, квартиру родители продали и поделили деньги между собой. Этот ублюдок даже не смог полную сумму отдать матери. Она содержала меня и себя, в то время как он жил с другой семьей. Ему-то намного легче было, – говорил я.

Эмоции хлестали меня по щекам, а разум прятался где-то за стеной. Я не мог сдержать накопившийся во мне гнев.

– Я считаю своего отца идиотом, – заключил я.

– Почему? – поинтересовался доктор. Он был раздражен. Как будто что-то хотел сказать, но сдерживал себя.

– Он изменил матери, хотя у самого было все, о чем только могут мечтать люди, – нервничал я. – По сути, он получил лишнюю головную боль и многого лишился.

– Мужчины в таком возрасте, как твой отец, склонны к кризису средних лет. Знаешь, что это такое? – спросил доктор.

– У меня есть догадки, но…

Павел Анатольевич резко меня перебил:

– В этот период мужчина считает себя подавленным и несостоявшимся как в сексуальном плане, так и в моральном, иногда в материальном. У него возникают мысли, что он многое потерял. Пытается наверстать упущенное. Понимаешь? Сейчас он, может быть, жалеет о своем поступке. Правда, вернуть ничего не может, – пояснил врач. – Или так сложилась ситуация. Ты можешь не знать многое из того, что творилось в личной жизни твоих родителей.

– Мне без разницы, что он думал в тот момент и что думает сейчас. Факт остается фактом. Он покинул нас с матерью, и мириться с этим я не намерен, – решительно сказал я. – А ситуацию можно было решить, я уверен в этом.

– Не следует надеяться, что такое с тобой не случится, – заверил доктор.

– Я никогда не стану таким, как мой отец, – сказал я, дав понять, что меня не интересует больше этот разговор.

По всей видимости, Павлу Анатольевичу было плевать на мои интересы.

– Когда ты в следующий раз видел своего отца?

– На линейке в новой школе. Можно сказать, что это был второй мой самый худший день, – сказал я и залпом выпил остывший чай.

***

– Сын, ты скоро? – спросила мама, дожаривая яичницу.

– Да, мам, я уже бегу, – кричал я из своей комнаты.

Портфель собрал, даже новую форму надел. Так что я был самым завидным школьником из всех.

– Беги кушать, – говорила мама.

Я словно ветер залетел в кухню и сел за стол.

– Кушай аккуратно, не заляпай новую форму.

– Хорошо, – улыбнулся я.

– Как доешь, поставь тарелку в раковину, а сам обувайся и выходи. Я пока машину прогрею.

Я начал закидывать в себя яичницу.