Доктор заварил чай, дал одну чашку мне, а вторую забрал с собой. Я поставил свою чашку на столик, что стоял напротив дивана.

– Если хочешь сахар или конфеты – возьми на столе.

– Хорошо, спасибо.

– На чем мы с тобой остановились? – спросил доктор и сделал глоток горячего чая. От пара его очки запотели.

– Мы вчера говорили о моем первом воспоминании, – напомнил я.

– Точно, спасибо, – ответил доктор и что-то записал в блокнот. – Сегодня мы поговорим о том дне, который перевернул все вверх дном. Помнишь такой?

– Думаю, да, – неспешно сказал я.

– С чего все началось? – спросил доктор.

Я задумался, о каком из самых плохих дней рассказать Павлу Анатольевичу. Масса отвратительных и поганых дней забивали мой мозговой канал. Среди тонны шлака и перегноя я смог отыскать более-менее подходящую дату. Это было двадцать восьмое августа. В этот день мы переехали с мамой в новую квартиру, а отец закрыл за собой дверь в последний раз.

– Все в порядке? – спросил доктор.

– Да, все хорошо. Я просто задумался, – я пытался улыбнуться, но даже не знаю, получилось у меня это сделать или нет. – С чего бы начать…

– С самого начала, – посоветовал мне доктор.

***

Утро выдалось отвратительным. Родители ругались, как незнакомые люди на базаре. Я слышал все от начала до конца. Отец называл мать больной истеричкой, а мама, в свою очередь, говорила о его новой женщине. Они перебрали весь бранный словарь. Не знаю, кто из них перешел черту, но через час криков и выяснения отношений я услышал слова матери:

– Мы уезжаем.

Я сидел и плакал, как плакал бы любой мальчик десяти лет, услышав такое. Мои красные глаза уже не могли выжимать слезы, а я не мог успокоиться. Меня трясло, голова болела, а тело ломило. Я свернулся калачиком в кровати и старался прийти в себя.

Мама влетела в комнату, ее глаза были похожи на мои. Такие же красные и уставшие. Видно, что она не спала всю ночь. Как только мама достала из шкафа сумку, я все понял. Моя семья разрушена. Ее больше нет. Конец. От этого мне стало еще страшнее и обиднее за себя, за свою жизнь.

Мама отошла от шкафа и села возле меня. Она шептала мне на ухо, что все хорошо. Ничего не изменится, и у меня все равно будет семья. Я не смог поверить ни единому ее слову. Передо мной – доказательство того, что все кончено. Сумка лежала на полу, а шкаф открыт настежь. Папа продолжал кричать. Он не заходил в мою комнату. От этого мне не становилось лучше.

– Закрой свой рот! – резко закричала мать.

Я стал плакать сильнее.

– Ты мне смеешь такое говорить?! – в ответ крикнул отец.

– О сыне подумай, чертов эгоист! – опять крикнула мама, и на этот раз ор стих.

Родные материнские руки обняли мое хрупкое маленькое тельце.

– Все будет хорошо, сынок. Только тише, не плачь, мой дорогой, – мама пыталась меня успокоить.

Ее тихий тон и отсутствие криков помогли мне немного прийти в себя. Тремор не отпускал, а головная боль сдавливала виски.

– Давай сынок, мы с тобой соберем сумки и поедем кое-куда, – спокойно говорила мама.

– Куда? – спросил я жалостливым голосом.

– Далеко отсюда.

Мама встала и пошла собирать сумки. Я не отпускал колени и лежал калачиком до того момента, пока мама не позвала. Я встал с кровати. Ноги не слушались. Я шел вперед, сшибая все углы, а мама сзади тащила сумки.

– Ма-ам. Давай я тебе по-омогу, – в моей речи резко появились провалы.

Я начал заикаться. Никогда такого не было. Мама посмотрела на меня, как на непонятное существо. Как будто после этого я стал для нее чужим.

– Иди вперед, сынок, я сама справлюсь, – сказала мама и немного толкнула меня в спину, чтобы я быстрее двигался.