— Рад, что ты одумалась, дочь, — начинает он, усаживаясь в своё кресло.

Я остаюсь стоять на месте. Спрятав взгляд, размышляю, что бы он сделал, расскажи я ему всю правду? Но моё воображение подводит меня. Я не знаю. Даже не имею представления. Конечно, он бы разозлился, разочаровался бы во мне. Наверное, он уже это сделал.

— Никто, кроме твоих братьев и Азры не в курсе того, что произошло. Не знают даже и супруги братьев. Для всех ты весь этот год проходила стажировку в фирме, что сотрудничает с нашей организацией в Америке. Это впредь так и должно оставаться, ты поняла меня?

Неловко переминаясь с ноги на ногу, киваю ему в ответ. Но отец смотрит на меня в упор, ждёт моего устного ответа.

— Да, папа, я поняла.

— Хорошо. А теперь ответь, вопрос с твоим бракосочетанием с этим мальчиком можно считать закрытым?

Я вновь киваю. Чувствую, как кровь приливает к моим щекам.

— Я рад, — довольно произносит он. — Не знаю, что заставило тебя изменить решение, но это означает, что я правильно поступил, не позволив зарегистрировать этот брак.

Я понимаю, что он говорит о том, как ни в одном ЗАГСе города не приняли наше заявление. Папа признаётся, что это его рук дело. Я молчу, поджав губы. Воспоминания о том, как Инглаб настаивал на регистрации нашего брака, накатывают лавиной. Теперь становится понятно, что им двигала вовсе не порядочность.

Отец смотрит на меня, его взгляд обретает суровость, и уже строгим поучительным тоном он произносит:

— Я хочу, чтобы ты знала. Я мог заставить тебя вернуться в первый же день после того, как ты ушла. Но не сделал этого, не позволил и твоим братьям уничтожить этого проходимца. Я всегда был за то, чтобы мои дети понимали свои ошибки, а совершив их, старались исправить. Я твой отец и плохого для тебя не хочу. Если я решил, что Адэм Берк — самый подходящий муж для тебя, значит это так. И в приоритете у меня, прежде всего, твоё счастье. Обещай, что больше не ослушаешься меня.

— Обещаю, папа, — произношу поспешно, надеясь, что на этом наш разговор завершится, и я смогу вернутся в гостиную.

Но тут двери кабинета отца с силой распахиваются, ударяясь о стену. В комнату один за другим влетают трое моих племянников.

— Ками! — кричат они одновременно и бегут ко мне.

Чуть не сбив с ног, они повисают на мне. Увидев сыновей старшего брата впервые за долгое время, я искренне заливаюсь смехом.

— Ты вернулась!

— Ура-а-а!

— Посему тебя так долго не было?

— Эй, привет, парни, — приобняв их, говорю я.

Мальчишки отрываются от меня, заглядывают в лицо. Я присаживаюсь на корточки перед ними и целую каждого в щёчки. Марсель, Эмиль и маленький Мураз улыбаются и начинают наперебой рассказывать о своих приключениях.

— А черепашка, которую ты мне подарила, умерла, — говорит старший Марсель. — Подаришь новую?

— Обязательно подарю, родной, — отвечаю ему, теребя его за волосы.

— Ками, а мне тогда хомячка ещё одного, — добавляет Эмиль.

— Так-так, а дедушку никто не хочет поприветствовать? — спрашивает отец, подходит и, взяв на руки четырехлетнего Мураза, названного в его честь, сажает себе на плечи.

— Привет, дед, — отвечают старшие.

— Ну что, кто первый добежит до гостиной? — бросает вызов отец и, с Муразом на плечах, бежит вперед.

Мы с боевым кличем бросаемся вслед за ним наперегонки. Когда оказываемся в гостиной, вижу двух старших братьев — Рустема с Левоном, их жен и детей. Мы приветствуем друг друга и обнимаемся.

— Как ты похудела! — говорит Иви, жена Левона, красивая брюнетка, на последних месяцах беременности. — Осунулась вся.