– Я верю в парадокс Кондорсе, – сказал Крис.

Девушка озадаченно посмотрела на него, потом в ее глазах отразился короткий проблеск паники.

– У тебя там… за спиной…

– Давай анкету, – вздохнул Крис, быстро просмотрел листы и поставил галочки везде, где нужно.

– Распишись, – почти весело сказала девушка. – И вот здесь… расшифровку подписи и галочку… видишь? Служащий, учащийся или менеджер среднего звена…

Крис кивнул.

Выходя из подъезда в начавший синеть зимний вечер, девушка с удивлением рассмотрела крупно и бегло выведенное: «Криспер Хайне. Телефон доверия».


Вечером Крис разложил раскладушку, застелил ее полосатой простыней, заботливо подобрал свисающие концы. Положил мятую маленькую подушку, улегся и накрылся верблюжьим одеялом. Долго смотрел в темноту немигающими темными глазами. Кошки на полочках выгибали спинки, в окошке деревянного игрушечного домика горел уютный свет лучинки.

Негритенок чем-то стучал в коридоре, шипя и взвизгивая. Крис сжал пальцами уголок одеяла и закрыл глаза. А ночью, как обычно, зазвонил телефон.

– Здравствуйте, – застенчивым детским голосом сказала трубка.

– Привет, – сказал Крис. – Телефон доверия, Криспер Хайне.

Трубка засмеялась.

– У вас такое смешное имя… Вас так мама назвала?

– Пожалуй, – согласился Крис, привычно расстилая на коленях лист бумаги.

– А вы мальчик или девочка? У нас одну девочку звали Кристина. А потом пришла еще другая Кристина, и их стало две.

– Я… – Крис задумался. – Мальчик.

Конечно, мальчик.

– А вы дрались в детстве?

Негритенок притащил медную масляную лампу, поставил ее у ног Криса и побрел досыпать.

– Не экономь! – шепотом прикрикнул на него Крис. – Свет зажги!

Негритенок нехотя вернулся, позвякивая пробкой от графина. На его шнурочке прибавилось несколько пуговиц и деревянная пустая катушка.

Свечи вспыхнули все разом, покатились по углам радужные шары света. Зеркало поморщилось и мигнуло.

– Я дрался в детстве, – тихо засмеялся Крис.

– Зачем? – голосок зазвучал строго, потешным подражанием кому-то взрослому.

– Хотел быть важнее всех, наверное, – пожал плечами Крис, чуть не выронив трубку.

– Вас обижали? – сочувственно спросил голосок.

Крис устроился поудобнее, отложил маркер в сторону. Освободившейся рукой покатал по столику стеклянные бусы, рассыпающие золотистые и голубые искорки.

– Я был очень плохим ребенком, – объяснил он. – Постоянно пытался заставить других играть по моим правилам.

– У вас не было своих игрушек? Мама не покупала?

– Такие не купишь… – задумчиво сказал Крис.

– Игрушками надо делиться, – наставительно произнес голосок. – Мне так мама говорила…

И дрогнул голосок, завсхлипывал, заплакал.

– Мама…

– Тсс… – Крис даже палец приложил к губам. – Я твоя служба доверия, Криспер Хайне. Рассказывай. Сколько тебе лет?

– Шесть…

В деревнях с мужиками туго. Разбирать нужно прямо со школьного выпускного. Повеселились, каблучками отстучали свои бойкие семнадцать – и в ночь, в ночь, звездную, деревенскую, под огромное небо, по стогам, по кустам! Шепчи на ушко торопливое «люблю». Распускай косы, белыми ногами обхватывай еще мальчишескую спину! А то как упустишь – сколько потом ждать-то будешь? Мамка ворчит, отец смотрит косо: засиделась девка. Гулянки отбегала, а замуж когда?

Чего ждать? А чего ждать, когда нос у тебя пуговкой, волосенки рыженькие, тоненькие, рот жабий, неулыбчивый, а глазки с дождевую капельку?

Чего ждать, когда под сшитым мамкой платьем с косыми полосатыми бантиками плоская грудь да цыплячьи ребра?

Домой Татьяна вернулась сразу после танцев, рухнула на свою перину под картонными образками и зарыдала-забилась.