При желании сыщик мог унюхать, как пригорают свежие пироги в пекарне за углом его казенной квартиры. А легкие женские ароматы вообще определял закрытыми глазами, имея возможность составить портрет любой дамы по одному шлейфу, оставленному её парфюмом.

В остальном Лев Георгиевич являлся мужчиной совершенно непримечательным, особенно когда надевал свой твидовый костюм и котелок, вышедший из моды. За новыми веяниями моды он совершенно не следил и даже пренебрегал возможностью следовать общим тенденциям.

Короткие волосы всегда зачесывал на левый пробор, усы и растительность на лице тщательно брил, оставляя лишь бакенбарды.

Тем не менее прямая осанка, чёткий шаг, всегда поднятая голова и уверенный взгляд – остатки армейской выправки выдавали в нём бывшего офицера, а китель сыскного ведомства ему безусловно шёл, подчеркивая стать, благородные черты лица и выгодно оттеняя синие глаза.

Ванька скривился, когда Лев Георгиевич перевернул тело на живот. С негромким стуком ладонь мертвой девушки упала в сгусток засохшей крови. Спина тоже была изуродована, и ничего нового Лев Георгевич не увидел.

“Только зря запачкался”, – мелькнуло в голове.

Сыщик потер капельку крови на манжете и ровным тоном сказал:

– Дворянка она. Кость тонкая, кожа бледная. Вот руки какие ухоженные и дыры от сережек в ушах, – проверил количество ножевых насечек на спине. – И потрудитесь застегнуть китель, – бросил недовольно жандарму, который после его действий начал молитву и даже перекрестился.

Нечеткие края кровавых луж на полу, множество следов и размазанные полосы, раскрывавшиеся словно веер по полу, переходили в цепочки уменьшающихся брызг. Красные точки почти на всех поверхностях комнаты. Резать должны были наживую и долго. Почему никто не помог ей? Жертва не кричала?

– И что самое удивительное, – следователь надавил пальцем на особенное толстую лужу. – Кровь будто давным-давно свернулась и засохла. И не осталось следов убийцы. Он же не летал! Всего один размытый отпечаток носка обуви без четкого рисунка.

– Может, Вы и правы… – Иван Путилин, пока Лев Гергиевич осматривал тело, сползал под кровать и вернулся оттуда с маленьким серебряным зеркальцем. – Ценные вещи разбросала дамочка.

Вещица была действительно ценная. Тонкий узор кружевных цветов украшал ободок зеркала, а на задней панели красовался ювелирный штамп.

– “ФМ” какой-то! Закатился к стене под кроватью. Выпал, когда жертва сопротивлялась, – Иван улыбнулся щербатой, довольной улыбкой. В их ведомстве Лев Георгиевич был лучшим сыщиком, и Путилину стало приятно обнаружить улику быстрее напарника.

Но Лев Георгиевич перехватил зеркальце двумя пальцами и нахмурился:

– Вот странно, почему остальных вещей нет, а эту оставили. Может и не её вовсе? “ФМ” – это Фридрих Маберже, лучший ювелир города. Не знал?

Напарник покачал головой. На жалование сыскного ведомства по ювелирам особенно не походишь.

– Проверь, не пропадали ли ночью благородные девушки. Слишком не похожа она на обычную горожанку, – сказал Ивану, пряча зеркальце в платок. – Такую девушку должны были хватиться.

Жертва при жизни явно была хороша собой: светлые волосы, большие глаза, брови вразлёт. Не продажная, не нищая, может, психическая, да кто же теперь скажет наверняка.

Осмотр больше ничего не дал. Окна еще не отмолили после зимы. Снег только недавно сошел, по Неве всё ещё плавали льдины. Не удивительно, что хозяйка комнат не разрешала открывать створки окон. Шкафы пусты, а матрас даже не запачкан кровью. Что при таком способе убийства невозможно.