Лейтенант благоразумно смолк и опустил глаза.

– Двигаться организованно, – уже более спокойно продолжил гауптман. – Держать связь, темп не сбавлять. На готовность дается, – гауптман помедлил, бросив взгляд на циферблат часов, – двадцать минут. Выступаем сразу после артобстрела русских позиций. Нам помогут люфтваффе. На карту поставлено слишком многое, господа! Горючее и боеприпасы уже подвезли. Еще вопросы?

Вопросов ни у кого не возникло. Все было и так понятно: нам нужно во что бы то ни стало скорее добраться до Черкасского, иначе все планы верхового командования сухопутных войск полетят к чертям, и генералу фон Хейерляйну, командующему дивизией «Великая Германия», да и всему остальному штабу операции «Цитадель» придется выслушать немало нелестных слов от берлинских бонз, а то и погон лишиться.

Обратно я возвращался, размышляя, что совещания в остальных ротах наверняка прошли в таких же резких тонах. Мы действительно слишком долго провозились на этом участке, выбивая русских…

Карл Ланге курил, высунувшись из своего люка. Двигатель «тигра» уже был заведен и тихо урчал. Я подошел и расстелил перед Карлом карту на броне.

– Будь внимательнее. Дальше начнется заболоченная местность, там огромный ров. Затем несколько речек, но переправу нам должны обеспечить. Мы идем по центру, остальные прикрывают нас с флангов. Русские тут порядком потрудились, чертовых заграждений будет еще больше. Командование полагает, что они хотят расчленить наши танки и зажать в узких коридорах вот здесь и здесь. Надо постараться этого избежать.

– Ясно, командир. – Карл выплюнул окурок. – Я постараюсь.

– Давай, – похлопал я его по плечу. На ладони остался жирный масляный след, пришлось вытереть ее о штанину.

Я залез на танк и пробрался к ящику для амуниции, закрепленному с тыльной стороны башни. Там мы хранили теплую одежду, каски, основные личные вещи, а также кое-какой инструмент. Во время боя ящик слегка помяло шальным осколком, замок сломался. Я боялся, что при езде по русским просторам мы растеряем весь наш скарб, и решил закрепить его на первое время хотя бы проволокой.

В ящике творился страшный бардак, и у меня никак не доходили руки заставить ребят разобраться и выкинуть все лишнее. Зигель вообще устроил в нем настоящий склад из своих трофеев. У него тут были какие-то позаимствованные в русских деревнях тряпки, иконы, посуда. Имелся даже небольшой самовар, которым Зигель очень гордился. Глядя на все это безобразие, я твердо решил после боя устроить ему выволочку и провести ревизию в его «кладовке». Давно пора было заняться этим, ведь его хламом завалены даже наши каски. Случись, что нас подобьют и придется занимать оборону вне танка, у нас даже не будет времени выковырять эти стальные «ночные горшки» из зигелевской помойки.

В поисках проволоки я наткнулся на свою каску, достал ее и покрутил в руках. Сколь часто, высовываясь из башенного люка, я хотел, чтобы на голове была хотя бы эта иллюзорная защита! Вот и сейчас поймал себя на мысли – а не прихватить ли ее на всякий случай? Бой предстоял еще более жестокий, снова придется выглядывать из командирской башенки, подставляя голову свистящим вокруг пулям и осколкам. Но надеть ее я не мог: с каской на голове невозможно приладить наушники, а потому командир всегда рисковал, но остаться без связи позволить себе не мог.

Я положил каску на место, закрыл крышку ящика и прикрутил ее проволокой.

Любопытно, но русские в отличие от нас обычно шли в бой с накрепко задраенными люками. Мало того, что экипажи «тридцатьчетверок» состояли из четырех человек и им постоянно в бою не хватало рук, но и их командир, сидя внутри танка, имел плохой обзор местности.