Дарнли чувствовал ненависть и страх Риччио, но это лишь усиливало удовольствие. Он хотел надругаться над ним, растерзать его изнутри, выставить посмешищем. Когда он услышал сдавленный крик боли, то ощутил вкус победы. Риччио словно окаменел.

– Говорю вам, расслабьтесь, – велела женщина.

– Ах-хх! – в голосе Риччио слышалась боль.

«Это к лучшему», – подумал Дарнли.

Он жестоко наказывал коротышку, используя его так грубо и властно, как только мог. Он чувствовал боль, которую причинял Риччио, хотя двигался механически, но Риччио молчал.

Потом его короткие узловатые пальцы вцепились в подушку, а когда Дарнли стал проникать все глубже и глубже в его тело, он крепко стиснул челюсти.

– Ради всего святого, прекратите! – наконец взмолился Риччио.

– Нет, я еще не совсем доволен, – возразил Дарнли, задвигавшись сильнее. Риччио закричал.

Потом Дарнли почувствовал спазм, но это ощущение отличалось от всего, что он испытывал до сих пор. На одну четверть это напоминало ненависть, на другую – любопытство, на третью – возмездие и лишь на последнюю четверть – физическое удовольствие. Он издал пронзительный торжествующий крик и рухнул на спину Риччио.

Риччио плакал.

– Вам не понравилось? – удивленно спросила женщина. – Вообще-то некоторые мужчины предпочитают это. Мне очень жаль… Здесь есть мазь, которая поможет облегчить боль.

Риччио выбрался из постели и стал собирать свою одежду. На его ягодицах красовалиь алые пятна крови. Дарнли показалось это комичным.

– Вы зло, – обратился он к Дарнли. – Вы пожалеете об этом дне.

– Разве сейчас день? – осклабился Дарнли. – Я думал, ночь еще не кончилась.

Женщина подняла оконную занавеску и выглянула наружу.

– Светает, – сказала она. – День приходит на смену ночи.

Риччио ушел.

Мария собиралась попросить Мэри Битон принести ее меховую накидку с капюшоном, но удержалась от этого. Мелодия песни, которую играл Риччио, была такой нежной, что ей хотелось дослушать до конца. Кроме того, она не торопилась идти в дом эдинбургского торговца, где собиралась пообедать.

Она стояла у окна в своих небольших покоях в Холируде и смотрела на улицу Кэнонгейт, расцвеченную огнями. Они отражались в слое льда, как в зеркале.

«Нужно ходить очень осторожно», – подумала она. Она находилась на пятом месяце беременности, и это начинало сказываться на равновесии при ходьбе.

Песня закончилась. Пора.

– Спасибо, дорогой Риччио, – сказала она, повернувшись к нему.

– У меня есть две другие, которые я сыграю в следующий раз, – с улыбкой отозвался он.

– Подайте мою накидку, – устало попросила Мария.

Мэри Битон достала накидку из гардероба и подала ее своей госпоже.

– Ты должна послать во Францию за тканью для твоего свадебного платья, – укорила ее Мария. – У портных остается мало времени. Помни, ты можешь выбирать что хочешь: это мой подарок.

Девушка улыбнулась, но улыбка вышла натянутой. Возможно, она все еще переживала из-за своего романа с назойливым английским послом Рэндольфом? Их отношения подошли к концу, когда Марии пришлось изгнать его из страны за содействие мятежу лорда Джеймса. С тех пор за Мэри ухаживал один из ее соотечественников.

– Александр Огилви – это удачный выбор, – сказала королева. «Действительно, – подумала Мария. – Он честный, прямодушный и никогда не предаст меня».

Риччио поднялся вместе с Марией и спустился с ней по широкой лестнице. Когда они удалились, чтобы их не было слышно, он прошептал:

– Огилви не считает, что ему повезло, – он помедлил, но не стал ждать ее вопроса. – Он любит другую – леди Джин Гордон, но к ней посватался более могущественный лорд. Грустно быть молодым и влюбленным, но не иметь возможности бороться за свою любовь.