Агнес пробурчала “спокойной ночи” и закрыла за собой дверь. Анна вышла на широкое крыльцо. Подняла мертвого кролика за заднюю лапку. Кролик оказался легче, чем она ожидала, и Анна почти сразу поняла, почему. В брюхе зверька зияла дыра, часть внутренностей отсутствовала. Сначала Анна подумала, что тут не обошлось без Мило, и ей стало противно, когда она вспомнила, как пес лизал Агнес лицо. Но когда она поднесла кролика к фонарю над дверью, то увидела на брюхе ровный разрез; внутренние органы и кишки оказались аккуратно вынуты. Анна постояла, пытаясь сообразить, что это значит, но подходящего объяснения не нашла. Наверное, Мило где-то стащил кролика – может быть, в Энглаберге, хотя расстояние и время не очень увязывались у Анны в голове.

Она отнесла тушку к мусорным контейнерам за домом, после недолгого колебания выбрала бак для пищевых отходов и опустила мертвого зверька туда. Поднялся ветер, деревья качались, и когда Анна повернулась спиной к лесу и зашагала к дому, ее снова настигло то же чувство, что она испытала на днях в лесу. Она знала, что оно порождено вопросами Агнес и шепотом Хокана. А достаточно ли ты далеко? Ты правда веришь, что они не найдут тебя, если по-настоящему захотят до тебя добраться? Расскажи же ей, Анна!

Ночью ей приснился сон, снова приснился, в первый раз за несколько месяцев. Порождающая клаустрофобию маленькая больничная палата. Она на стуле, он рядом, в постели. Сухой воздух пахнет антисептиком, свет приглушен. Жужжат аппараты, провода и шланги обвились один вокруг другого, как гусеницы, а где-то там, под всем этим, лежит измученное человеческое тело. Тело, которое когда-то было Хоканом и которое теперь понемногу истаивает, как свечка.

– Анна, спаси меня, – шепчет Хокан. Поднимает истощенную руку, указывает на аппарат рядом с кроватью узловатым, каким-то стариковским, пальцем. Четырехугольная коробочка с кнопками на передней панели. Инфузионный насос тихо жужжит, закачивая морфин в кровь Хокана.

Слезы, как всегда; палата расплывается в глазах. Она слышит его голос.

– Я не хочу умирать. Вот так – не хочу. Анна, пожалуйста, спаси меня!

Новая сцена. Комната для допросов.

По одну сторону стола – двое следователей, ведущих внутреннее расследование, по другую – она и ее адвокат.

– Вы сделали это? – спрашивает следователь; и Анна понимает, что перед ней – Йенс Фриберг.

Анну разбудил какой-то звук. Во всяком случае, она решила, что ее разбудил звук, потому что она проснулась внезапно и резко, сердце в груди стучало, как молот. Анна полежала тихо, прислушиваясь. В спальне стояла кромешная темнота, слышно было, как за окном шумит ветер. Анна села, посмотрела на мобильный телефон на тумбочке. Два часа ночи, и чуть больше четырех часов – до звонка будильника. Хотелось в туалет, и Анна осторожно, чтобы не разбудить Мило и Агнес, пошла по коридору. У комнаты дочери остановилась и на всякий случай прислушалась. Тишина, покой.

В ванной она осторожно закрыла за собой дверь, стянула трусы и села на унитаз. Пол настелили недавно, электрический провод подогревал плитки. Анна посидела, опустив веки, но какой-то звук заставил ее открыть глаза. Наверху что-то скрипело. Анна осторожно встала, натянула трусы и пижамные штаны и тихо приоткрыла дверь. Поскрипывание шло сверху, теперь она была в этом уверена. Половица. Наверху, в зале для проповедей, кто-то есть. Взломщик, незваный гость посреди ночи в их доме, всего в нескольких метрах от ее дочери. Анна на цыпочках пробежала в прихожую. В ящике бюро лежит телескопическая дубинка. Анна схватила ее, рывком выдвинула, три стальные трубки с металлическим щелчком сцепились одна с другой. С дубинкой наизготовку Анна повернулась к двери, ведущей на лестницу. Ощущение от резиновой рукоятки в ладони мало-помалу прогнало панику. Анна прислушалась.