Мысль о прошлом, в котором и у меня была женщина с такими же длинными волосами, застает врасплох. Я почти чувствую их мягкость в руке, но быстро выбрасываю воспоминание из головы. Нет уж, по шлюхам тосковать – себя не уважать.

Я выхожу из-под козырька крыльца, сажусь на скамейку прямо под мелкий дождь.

И зачем-то нахожу в телефоне номер, который подписал: «Незнакомка». Нафига, спрашивается, сохранил? И самое интересное, нафига сейчас звоню? Чтобы услышать, что нормальные люди в такое время уже спят? Интересно, она матом меня пошлет или ограничится «придурком»?

Странно, но она отвечает после третьего гудка: не очень похоже на человека, который смотрит сладкие сны.

— Привет, добрый детский доктор, - говорит она.

Жмурюсь, как губка, впитывая мягкий голос. Он не то чтобы сексуальный: скорее теплый, нежный, аккуратный, как будто она боится порезать язык о лишние слова.

— Привет, девушка с приятным голосом, - отвечаю я, чиркая зажигалкой и делая первую глубокую затяжку. – Не разбудил?

— Я не спала, - отвечает она.

— Почему?

Пытаюсь представить, как она может выглядеть. Определенно, молодая. Почему-то фантазия рисует этакую малышку мне по плечо, с минимум косметики и гордо вздернутым носом.

— Я только полчаса, как приехала домой.

— Хорошая ночка была?

— Что? - не понимает она, но быстро соображает и говорит: - У меня ненормированный рабочий день. Чаще начинается во второй половине дня и до полуночи.

— Ты стриптизерша? – озвучиваю самую приличную из пришедших на ум догадок.

Она негромко смеется. Надо же, женщина, которая не обижается на мою прямолинейность. Я почти заинтересован.

— Нет, добрый детский доктор, я просто владею ночным клубом.

Ничего себе.

— Не называй меня добрым детским доктором. – Умалчиваю о том, что меня передергивает от самого словосочетания. Добрым детского врача может назвать только человек, который ни черта не знает о детских врачах.

— Как же тебя называть?

Сквозняк заставляет меня поежиться, и слово само срывается с языка.

— Допустим, Ветер.

— Хорошо, Ветер.

— Твоя очередь. – Даже интересно, что она придумает. Но чтобы уберечь этот разговор от всякой реальной херни, я на всякий случай предупреждаю: - Только давай без имен, малышка.

Она выдерживает паузу в пару секунд, и, подхватывая мое настроение, отвечает:

— Можешь называть меня Осень, Ветер.

— Ну, здравствуй, Осень.

Я делаю паузу, чтобы отпить кофе, морщусь, потому что он уже почти остыл, а холодный кофе – та еще дрянь. Во всяком случае, для меня. Но настроение такое, что я готов глотать его литрами, даже со льдом, лишь бы немного прояснилось в голове. Образ девочки на операционном столе до сих пор стоит перед глазами, и я знаю, что она будет преследовать меня еще несколько дней, прежде чем начнет угасать.

— Тяжелый день? – вкрадчиво спрашивает Осень.

То ли я вздохнул и выдал себя, то ли пауза затянулась, но она словно знает, что именно сейчас этот вопрос был необходим мне, как воздух.

— Потерял девочку, - говорю коротко, втягивая в легкие табачную отраву. Все, решено, последняя сигарета.

— Сожалею, - говорит моя собеседница совершенно искреннее.

— Ага, - сухо отзываюсь я, допиваю кофе, зажимаю стаканчик между коленями и начинаю прожигать его кончиком сигареты. Делаю глаза, нос. Страдаю фигней, лишь бы не думать о том, о чем не думать не получается.

— Всех спасти невозможно, но если ты вернул матери хотя бы одного ребенка – ты стал для кого-то ангелом-хранителем.

Обычно я терпеть не могут вот это все: разговоры об ангелах, о провидении и о том, что я должен становиться крестным каждому спасенному ребенку. Потому что это чистой воды бессмысленный пафос. Я просто делаю свою работу, а иногда по серьезному лажаю и делаю ее херово. Но интонация Осени такая настоящая, что не удивлюсь, если она искренне верит в то, что говорит. Я даже сдерживаю трех своих вечных спутников в любом диалоге – Цинизм, Иронию и Насмешку – и ограничиваюсь лаконичным и нейтральным: