Мы сближаемся, как бы мне того ни не хотелось. У нас слишком много общих тем для разговора, а если точнее – абсолютно все. Она всегда подхватывает меня, а я в любой момент на полуслове могу подхватить ее. Мы даже начали читать одну и ту же книгу.

И несмотря на все это, мне почему-то до чертиков неприятно, что Осень так до сих пор и не спросила, есть ли у меня кто-то. Я знаю, даже чувствую, хоть Осень особо и не скрывает, что я ей интересен. И все же она словно нарочно держит открытым вопрос моей свободы или несвободы. Возможно, для нее это тоже своего рода стоп-сигнал, как для меня – узнать ее реальное имя.

В шестнадцать ноль ноль я выхожу на улицу, засовываю в ухо один наушник, раскрываю над головой зонт и набираю номер Осени.

— Привет, Ветер, - здоровается она и я гашу непроизвольною дурацкую улыбку в ответ.

Интересно, будет ли такой день, когда я стану спокойнее реагировать на ванильную нежность ее голоса? Хотя нет, к черту, пусть все будет, как есть – мне приятны те чувства, которые она во мне воскрешает. Моя выжженная пустошь уже никогда не зацветет, но Осени, кажется, вполне по силам хотя бы засеять ее газонной травой.

— Бери зонт, Осень, - предупреждаю я, хлопая себя по карманам пальто в поисках зажигалки.

— У меня нет дождя, так что завидуй, - подтрунивает она.

— Пока нет, но может начаться. У меня пока моросит, но судя по тучам…

Я не успеваю закончить, потому что возле тротуара паркуется знакомая машина. Ян? Какого черта ему нужно?

— Осень, детка, я перезвоню через пять… - Смотрю на серьезную рожу Яна, который уже идет ко мне, и поправляю сам себя: - Через десять минут. Сходи пока за зонтом и обувью, в которой невозможно промочить ноги.

— Уверена, что покорю ютуб, если обую резиновые сапоги под норковый жилет.

— Никуда не пропадай, хорошо? – требую я. Как все меняется: вчера мысленно пальцем у виска покрутил, когда она огорошила своим предложением, а сейчас хочу всего того, о чем она так взахлеб рассказывала.

— Ты от меня сегодня так просто не отделаешься, Ветер, - предупреждает эта маленькая деловая колбаса и я, наплевав на все, говорю:

— Детка, я о твоих ножках днем и ночью думаю, какой там отделаться?

И я ни капли не вру, разве что самую малость приукрашиваю, потому что так часто смотрел на ту фотографию, что образ ног Осени, кажется, отпечатался прямо на сетчатке.

Нехотя отключаюсь и смотрю на Яна с немым вопросом. Мы не виделись и не разговаривали с того самого дня в клубе, когда я понял, кто уговорил его затащить меня на холостяцкие посиделки. Он пару раз звонил, но я был занят, а перезванивать как-то не возникло желания.

Мы молча обмениваемся крепкими рукопожатиями, и Ян говорит:

— Дружище, я мудак, признаю, но я правда думал, что у вас как-то устаканится.

Ну хорошо хоть не ходит вокруг да около, вот только это точно не та тема, ради которой стоило откладывать «свидание» с Осенью. Но и это не самое плохое. Его слова автоматически воскрешают в памяти образ Лейлы и от моего почти романтического настроения не остается камня на камне.

— Ты – больше, чем мудак, - говорю я, нехотя, но все же принимая его рукопожатие.

Я не умею прощать людей. Кто-то считает это плохой чертой, кто-то – проявлением моего ужасного упрямства. Я же склонен считать это своим правом на избавление от всего, что однажды может дать трещину в фундаменте моей жизни. Ненадежные люди – это сырые кирпичи, на которые нельзя класть ничего тяжелее болта с резьбой.

Но с Яном все сложнее, потому что у нас за плечами десять лет дружбы, я бы даже сказал – отличной дружбы. И только этот факт не дает мне расквасить ему нос. По крайней мере я должен его выслушать. Что-то же подтолкнуло его к такой срани мне на голову.