), по-видимому, готовились наступать на Берлин. В связи с этим Гудериан предпринимал отчаянные попытки срочно свернуть наступление на Западе и перенацелить освободившиеся силы на Восток, но вовсе не в район Карпат. Он ожидал, что советское наступление начнется 12 января 1945 г., и, как вскоре подтвердилось, оказался прав. Но Гитлер продолжал пребывать в убеждении, что оборона Будапешта была важнее, чем догадки и планы Гудериана. «Это величайший блеф со времен Чингисхана. Кто придумал этот нонсенс?» – кричал он. Невзирая на протесты Гудериана, фюрер приказал, чтобы в Венгрию был направлен последний резерв на Восточном фронте IV танковый корпус СС (который по случайности был развернут как раз там, где планировалось советское наступление). Теперь, когда дела в Арденнах шли плохо, навязчивой идеей Гитлера стало одержать победу в Венгрии. С учетом того, что из всех развернутых в Карпатах войск блока 35 процентов артиллерии и 30 процентов пехоты приходилось на венгерского союзника, для Германии было очень важно продолжать получать поддержку от Венгрии. А потеря Будапешта серьезно деморализовала бы венгерских солдат.

В 16.50 советские танки уже вышли к трамвайному депо Сепилона, всего в 5 км от замка Буда. К этому времени Гитлер наконец утвердил решение о передислокации 8-й кавалерийской дивизии СС. Но, несмотря на все попытки Гудериана и Балька убедить его отвести войска с Пештского плацдарма, фюрер оставался непреклонен. Вместо этого он пообещал освободить Будапешт и отдал приказ направить в Венгрию еще две пехотные дивизии. Для него, как и для Сталина, Будапешт имел в первую очередь политическое значение. В то время как Гитлер все еще лелеял мечты удержать позиции Третьего рейха в Венгрии, Сталин старался продвинуть свои армии как можно дальше на запад, навстречу союзникам по коалиции.

Немецкому и венгерскому командованию было известно, насколько успели продвинуться советские войска. Тем не менее они ничего не предприняли для того, чтобы избежать надвигающейся катастрофы. Неудача Хинди понятна, поскольку он не обладал необходимыми полномочиями. Приказы должны были исходить только от Пфеффера-Вильденбруха. Только его личная инициатива могла бы переломить ситуацию, но, как покажут дальнейшие события, он не обладал для этого необходимыми качествами.

Посыпались заявления, будто появление советских войск в Буде стало для немецкого и венгерского командования таким же неожиданным, как гром с ясного неба. Но это откровенная ложь. Еще 23 декабря Хинди и Пфеффер-Вильденбрух знали, что советские части находятся на расстоянии 20–40 км от Будапешта. Для них не было секретом и то, что остатки немецкой 271-й народно-гренадерской (пехотной) дивизии, занимавшие позиции юго-западнее Буды, почти полностью утратили боеспособность и не представляли серьезной силы. Глава диверсионного отдела венгерского Генерального штаба капитан Золтан Мико был в курсе, что окружение неминуемо, точно так же, как и его коллеги в немецких дивизионных штабах. Соответствующие донесения постоянно поступали не только от служащих железной дороги и местных жандармов, но и от подчиненных самого Пфеффера-Вильденбруха.

22 декабря, даже еще до того, как Будапешт оказался в полном кольце, Пфеффер-Вильденбрух потребовал наладить снабжение города по воздуху. 23 декабря немецкие противотанковые орудия были развернуты на двух участках в районе Будадьёндьё на дороге на Будакеси. В тот же день тыловым подразделением венгерской 10-й пехотной дивизии поступил приказ из штаба венгерского 1-го армейского корпуса направить разведывательные группы по маршрутам Пилишчаба – Пербаль – Жамбек и Пербаль – Будайенё севернее Пати. Примерно в полдень адъютант командира дивизии лейтенант Йожеф Биро получил приказ на ведение разведки. В 22.00 начальник штаба дивизии капитан Дьёзё Бениовски лично посетил товарный поезд на станции Пилишсентиван, чтобы предупредить об опасности служащих.