Как он пожелал бы сломать меня?

Ведь дело не только в деньгах. Еще и во власти. Во вседозволенности. Есть такой мерзкий типаж людей. Вот только границы возможностей у всех разные. Олигарх может измываться над подчиненными на зарплате и над разоренными конкурентами. Жена олигарха — над прислугой в особняке. А вот этот жирный, метр с кепкой, плюгавенький мужичонка — над пленниками. Якобы пациентами.

- Говорите! – разъяренной змеей шиплю я. То ли королевской коброй, то ли простецкой гадюкой. Укушенному — однофигственно. – Или все узнают, что у вас тут с черного хода...

Нет, далеко не всех, конечно. Не все и подходят. Есть же и те, кого просто сдали. И те, кого «разрешили».

И из них - кто еще «котируется», конечно. Не слишком толстые, не старые.

Чтобы главврач мог иметь постоянный дополнительный доход. «За аренду».

Когда-то в средние века все пытки и мучения допрашиваемой жертвы оплачивались ею самой и ее семьей. За чей же еще счет палача содержать, в самом-то деле? Пусть обвиняемого не только искалечат, но еще и заставят это оплатить.

Так почему бы «постояльцам» такого очаровательного, гостеприимного заведения тоже лично не оплачивать пребывание здесь? В приятный бонус к деньгах от их семейств или врагов? Ну, если семества и враги явно возражать не станут.

Люди с веками не становятся лучше и порядочнее, если им ничего за подлости и гадости не будет. «Цивилизация» — еще не значит «доброта», «честность» и «благородство».

Впрочем, последнее когда-то обозначало всего лишь знатное происхождение.

Угрозы, угрозы, угрозы.

Как же ему сейчас мерзко, да? Столько лет шел хоть к какой-то власти. Но явилась наглая мажорка — и с ней не сделать ничего. Вот совсем — ни-че-го.

Я не должна проговаривать все эти подробности – при Тони. Я разрушаю его светлый мир – всегда. И втягиваю брата в свой – темный. Свой — и реального окружающего мира.

И сейчас я будто вживую ощущаю жалобный звон. Как осыпается хрустальный дворец из волшебной музыки, где всегда прятался Тони - мой слишком чувствительный и талантливый брат.

Пока мог.

Но мне больше некого просить. Я не могу вызвать подозрений. Не могу сбежать от личного водителя. И попросить его везти меня сюда – тоже не могу.

Моя клетка прочнее и жестче, чем у Тони.

Из нас двоих мне собственной машины не полагается. Без присмотра личного водилы. Я — всего лишь женщина. Руль — только для мужчин. Для тех, у кого органы размножения отличаются от моих. Таковы нерушимые правила нашего с Тони отца.

Про меня можно было сказать, что я живу как у бога за пазухой. Раньше. Но потом кто-то затянул молнию потуже, и стало нечем дышать. А заодно еще и я подросла и больше там не помещаюсь.

Я не посмею уйти. Сейчас – не посмею. У меня нет ничего своего. Путь на волю у таких, как я, заканчивается одинаково. В уютных местах, вроде этого.

- Я не вправе давать вам такую информацию, - «дежурно» отрезало почтенное светило медицины.

Для него Тони ничем не предпочтительнее меня. Никакой дискриминации по половому признаку — только по величине банковского счета и обширности деловых связей.

И он не испугался. Значит, защита у него на уровне. Ничего не будет. Ни за что. Только не от полиции.

И будто даже расслабился. Тупая, наглая мажорка — лохушка, да? И угрозы у нее — на уровне наивной пятилетки. Жаловаться вот собралась, видите ли.

- Сколько вы хотите? - Попробуем еще и этот путь.

- Нисколько. - Да, отец заплатил ему куда больше. И еще доплатит. А неприятностей доставит гораздо крупнее, чем я. В этом можно даже не сомневаться. - Покиньте мой кабинет.