– Когда разъяренные римляне перейдут реку, их племя примет на себя первый удар. Их поселения первыми будут преданы огню.

– Как сказал один их жрец, имейся у нас гарантия победы, они не задумываясь присоединились бы к нам. Но без таких гарантий им лучше проявить осмотрительность.

– Разумно. С другой стороны, в этой жизни ничего нельзя гарантировать.

– Кроме смерти и римских налогов.

Оба невесело рассмеялись.

– Если узипеты не присоединятся к нам, – сказал Мело после короткого молчания, – то их примеру последуют и другие племена.

– Ты прав. Так и будет.

Оба вновь умолкли. Лицо Арминия приняло суровое, но решительное выражение. Когда же он заговорил, голос его был тверд, как гранит.

– Мы можем рассчитывать на поддержку жреца Сегимунда. Его слова и его сон про пылающего орла убедят многих перейти на нашу сторону. Я это знаю.

Тулл подошел к принципии в центре лагеря. Узнав его, пусть не по лицу, а по шлему центуриона, часовые, охранявшие вход в штаб, отсалютовали ему и отступили, пропуская внутрь. Шагнув в коридор, Тулл отсалютовал сначала одному офицеру, затем другому. Затем, уже во дворе принципии, его задержал один из трибунов Восемнадцатого легиона, болтливый тип, любитель делать все в соответствии с буквой устава. Не в силах выслушивать нудные речи трибуна, Тулл, однако, был вынужден терпеть. В конце концов ему удалось отцепиться от болтуна. Тулл пообещал трибуну, что при первой же возможности он закажет для своей когорты зимние плащи и лично убедится, что то же самое сделали и все другие старшие центурионы.

Трибун тотчас вспомнил о других неотложных делах, однако Тулл, заметив стайку писарей, торопившихся куда-то с ворохом бумаг, поспешил отступить, пропуская их между собой и трибуном. Прежде чем писари прошли дальше и один за другим скрылись в дверях комнат, сам он, изобразив неспешную походку, шмыгнул под тень колоннады. Здесь центурион смог почувствовать себя в безопасности от навязчивого трибуна. Пройдя бодрым шагом вдоль колоннады, он вошел в огромный зал, передняя стена которого служила задней стеной внутреннего дворика.

Массивные, окованные железом двери были распахнуты настежь, как то обычно бывало в течение всего дня. Их закрывали лишь с наступлением темноты или же когда в зале проходили важные совещания. Стоявшие здесь часовые символизировали скорее важность зала, нежели необходимость в его охране. Тулл кивком ответил на их приветствия и вошел.

Просторный зал украшал двойной ряд массивных колонн, поддерживающих крышу, который тянулся слева направо. В промежутках между колоннами стояли раскрашенные статуи Августа в полный рост, а также его ближайших родственников. Внутри зала было практически пусто. Три рядовых легионера в светлых шерстяных туниках подметали пол. Перед самой высокой – выше человеческого роста – статуей императора молился жрец. Раздувая щеки от собственной значимости, мимо Тулла прошел квартирмейстер в сопровождении двух солдат, тащивших тяжелый ларь. На Тулла, хотя он и был офицер, никто даже не взглянул, что лично его устраивало. Он пришел сюда не ради разговоров, не затем, чтобы к нему привязался кто-то выше или ниже его по званию. Просто такова была его привычка. Он пришел сюда, чтобы, прежде чем отправляться в патруль, воздать дань уважения орлу своего легиона.

Осторожно ступая, чтобы не производить лишнего шума, Тулл прошел по мозаичному полу к задней стене, где расположился алтарь. У входа в алтарь, по обе стороны от двойной каменной арки, застыли на часах два легионера. Увидев офицера, оба вытянулись в струнку.