Дома что-то случилось…

Она аккуратно развернула помятый лист и пробежалась глазами по неряшливым строчкам. Отложила письмо. Обдумала. Снова расправила листок и медленно перечитала.

Мама, как обычно, говорила только по существу.

«Дочка, беда у нас. Нынче утром главу Колдовского ведомства, мастера Шьяна, нашли мёртвым на Обходной дороге. Он не успел домой до грозы, попал под удар молнии и обгорел до неузнаваемости. Однако наши колдуны уверены, что молния ударила в уже мёртвое тело – мастер отчего-то истёк кровью. Быстро и насмерть. Подробностей не знаю, некогда. Потому что не всё это.

Нынче же утром не проснулись его замы. Все трое – и твой отец тоже. Не проснулись – в том смысле, дочь, что они живы, но спят каким-то странным сном. Лихорадочным. Их трясёт, и они бредят, словно больны, хотя точно здоровы. Их все наши целители проверили – здоровы. А проснуться не могут. И колдуны их разбудить не могут. Говорят, похоже на странное проклятье или воздействие. Будто бы им запрещают просыпаться, но они борются с чужим колдовством, как с болезнью, и оттого у них признаки лихорадки.

А ещё… Кто-то вскрыл древние гробницы в долине Теней. Те, знаешь, четыре – которые самые старые и с орлами у входов и на крыше. Орлов теперь там нет. Входов тоже – каменные порталы и двери сначала разворотили, а потом обломками засыпали. И зачем…

Альяра, дочка… приезжай. Ты сыскная колдунья с большим опытом работы. Наши сыскники, конечно… сыскники. Но ты же знаешь Орлиный Приют. У нас тут преступление случается раз лет в пятьдесят – если с ближайшего рудника сумеет удрать очередной ушлый каторжник. У наших очень мало опыта. Приезжай. И ради меня тоже.

Люблю».

Алья снова отложила письмо. Мама – женщина честная, прямолинейная, трезвомыслящая и совершенно не склонная ни к истерикам, ни к преувеличениям. Значит, за быстрым сухим изложением фактов кроется настоящая беда – и, кажется, настоящее преступление. Которые в Орлином Приюте действительно большая редкость, если не сказать невидаль.

«И ради меня тоже».

Да, даже если приютские сыскники откажутся от сотрудничества, она поможет родителям. И если откажутся… Кто ей запретит бродить по окрестностям, беседовать со знакомыми, размышлять над увиденным и услышанным? А после делиться сведениями с единственным журналистом (и заодно редактором) приютского «Сплетника»? Хотя обычно от её общества сыскники не отказывались – они интересовались любым опытом.

Кроме, правда, главы приютского Сыскного ведомства. Оный был очень стар и слегка подвержен предрассудкам. Например, при виде Альи частенько вспоминал вслух о том чудесном времени, когда женщинам-колдуньям разрешалось работать только целителями. А что с тех пор прошло уже лет сто и времена давно изменились (а в «большом мире» Севера ещё раньше, чем в затерянном среди гор Приюте)…

Ладно. Сначала – добраться до дома.

Алья отслужила в Сыскном ведомстве города Лихоречье десять лет, поэтому умела собираться очень быстро. Быстрее, чем на пожар. Туманы и воды колдовских рек Севера поглощали практически все заклятья и стирали действие зелий или амулетов в считанные минуты, и чем раньше колдун окажется на месте преступления, тем больше у него шансов найти следы. Она успевала почти всегда.

Через десять минут, умывшись, одевшись в дорожное платье, скрутив короткие светлые кудри в пучок и соорудив завтрак, она склонилась над рабочим столом и набросала маме ответную записку. Руки слегка подрагивали – лишь сейчас, окончательно проснувшись, Алья осознала, что может не успеть к отцу, ведь от Лихоречья до Орлиного Приюта больше недели пути лодкой. А колдовской протокой – почти три дня.