- «Умойся», показываю ему рукой, будто оттираю лицо.

Машет головой, снова ревет, что ты будешь делать. Пришлось достать свой платок и кое-как оттирать сопливую мордашку человеческого ребенка. Тот уворачивается, хватает меня за пальцы свободной рукой. Неужели так привык ходить грязным? Попытался оттереть ему рот, малыш цапнул меня сквозь платок за палец до крови, я от удивления и боли взвыл в голос, напугал его еще больше. Тот подлетел с кровати и начал носиться по комнате, цепляясь за закрытые ставни в редких прыжках. Я замер, как сидел, на корточках у кровати, от шока не понимая, что делать с этим детёнышем. Все же какая огромная разница между нашими эльфятами и этим человечком. Пока размышлял, мальчишка на бегу поскользнулся на куске мяса и грохнулся башкой об пол. Подбежал, чтоб утешить и получил с размаху по голове куренком. Нет, так дело не пойдет. Нагнулся, схватить, тот вывернулся, насилу поймал в прыжке, запутавшись в собственной цепи. Лежу весь в крови от куска мяса, от своей разбитой губы, паренек затих в объятиях, уже чудо. Свободной рукой тихонько начал ощупывать голову ребятёнка. Шишка, точно, будет. Смахнул с крыла немного пыльцы и стряхнул на ссадину. Сижу, дую на шишку, жду, пока впитается в ранку пыльца, должно помочь. Людям, я слышал, всегда помогает, пыльца, отданная добровольно. Дверь в камеру распахнулась, на порог вывалилось двое стражей с кувшином воды. Я хотел попросить забрать ребенка куда подальше. Если это такая изощренная пытка, я сам отдам пыльцу. Но не успел. Стражник постарше зажал ладонью рот и, согнувшись, выбежал прочь. Молодой как-то слегка неестественно широко улыбнулся, поставил кувшин у стены и тоже выскочил, не успел я и слова сказать. А мне что теперь делать? Палец прокушен и ноет, с губы капает кровь, запястье безбожно натерто цепью, ко лбу прилип кусочек куриной кожи. Может, малыша связать покрывалом, так жалко его. Обхватил вокруг талии и пошел к кувшину, надо попробовать хоть как-то отмыться от крови самому, умыть ребенка и прибраться в комнате. Радует, что меня никто не ограбил. В карманах осталась вся моя снедь и небольшой запас сухих коврижек. С голоду до ночи не пропадем. Скорей бы закат, я рискнул бы открыть ставни на окнах и осмотреться.

Во дворе

Стражи сидели, устало вытянув ноги на хозяйственном дворе замка, сюда уж наверняка не заглянет никто из начальства, можно смело разложить съестные припасы перед собой и насладиться мнимым покоем. Крестьянки, завершающие свой день, полный хлопот, устало и немного лениво разводили по стайкам отъевшийся за день на лугах скот. Вот и Августа привела на ночлег корову и, перекинув длинную веревку через плечо, пошла в сторону дома. Красивая женщина, зайтейливо повязанный платок с трудом покрывал косу, свившуюся на голове в форме тугого кольца.

- Неужели моего охламона не боитесь. Расселись тут, еду на платке разложили. Опять же что-нибудь у вас схватит, а мне потом жаловаться будете.

- Да не схватит.

- Это почему еще? Случилось что?

- Сегодня крылатого поймали, а твой, в аккурат, около наместника суетился.

- Ну, говори, что ты медлишь-то.

- Схватили его, да и закинули в башню.

- Так это даже полезно, может, хоть поумнеет, как денек взаперти посидит.

- Его к крылатому закинули, ты не поняла. Скормили.

Женщина охнула, схватилась руками сначала за сердце, потом за подол юбки и понеслась бегом в сторону башни. Где расположены окна камер, знала она прекрасно, не раз туда запирали одуматься на день-другой кого-то из местных.