– Это все из-за жары, – сказал он себе. – Пойдет дождь, и я приду в себя. – Пот течет ручьями, он почти слышит, как ползут струйки пота. Иногда, правда, это не пот, а насекомые. Всякие жучки находят его неотразимым. Жучки, мухи, пчелы, будто он – кусок тухлого мяса или отвратительный цветок.

Хорошо, что в полдень есть не хочется: от одной мысли о еде подташнивает, словно наелся масляного торта, а потом пошел в парилку. Вот если бы он умел охлаждаться, вывесив язык.

Теперь солнце жарит по полной – раньше это называлось «стоит в зените». Снежный человек растянулся на пружинном каркасе своей кровати, в текучей тени деревьев, отдав себя на растерзание жаре. Давайте играть понарошку, как будто мы поехали в отпуск! На этот раз голос школьной учительницы, веселый, снисходительный. Мисс Стрэттон, зовите-меня-Салли, с огромной задницей. Будем играть то, понарошку это. Первые три года в школе тебя все время заставляют прикидываться тем или этим, понарошку, а потом начинают за это же самое ставить плохие оценки. Будем играть понарошку, что вот я здесь, с тобой, толстозадая и все такое, через член высосу тебе мозги.

Кажется, что-то шелохнулось. Он смотрит вниз, на себя, – нет, почудилось. Салли Стрэттон исчезает – туда и дорога. Надо бы чем-то свое время занять. «Свое время», несостоятельная формула, будто Снежному человеку выдали ящик его личного времени, ящик, под завязку набитый часами и минутами, трать их, как деньги. Только ящик подсунули дырявый, и время утекает, что ни делай.

Можно, скажем, выстругивать палочку. Сделать шахматы, играть самому с собой. Раньше он играл с Коростелем, но на компьютере, без настоящих фигур. Обычно выигрывал Коростель. Где-то должен быть еще нож; если поискать, покопаться в остатках, наверняка найдется. Если вдуматься, удивительно, что эта мысль не посещала его раньше.

Он опять возвращается в школьные дни – в то время после уроков, что они проводили с Коростелем. Поначалу все было достаточно невинно. Они играли в «Вымирафон» или еще во что. «Трехмерный Уэйко[5]», «Нашествие варваров», «Квиктайм Усама»[6]. Во всех играх – параллельные стратегии: нужно предугадывать, куда движешься ты и куда – противник. Коростель был мастером – в обходных маневрах ему нет равных. Но Джимми иногда удавалось выиграть в «Квиктайм Усаму», если Коростель играл за Неверных.

Нет, такую игру из дерева не вырежешь. Придется довольствоваться шахматами.

Еще можно вести дневник. Впечатления записывать. В домах, которые пока не сгорели и в которых не обрушились потолки, наверняка найдется куча бумаги, ручки или карандаши – он во время своих поисковых экспедиций видел, но не додумался взять. Притвориться капитаном корабля, как в древние времена: на море шторм, а капитан сидит в каюте, обреченный, но не сломленный, и заполняет бортовой журнал. Снежный человек видел такие фильмы. Или как потерпевший кораблекрушение на необитаемом острове день за днем ведет дневник – один нудный день за другим. Списки припасов, наблюдения за погодой, мелкие дела – пришил пуговицу, съел моллюска.

Он тоже в каком-то смысле выброшен на необитаемый остров. Можно списки составлять. Это придаст жизни структуру.

Но даже житель необитаемого острова думает о будущем читателе, что приплывет на остров, найдет истлевшие кости и узнает о судьбе несчастного из дневника. Снежному человеку такая роскошь не светит: у него не будет читателей. Дети Коростеля читать не умеют. Какого читателя ни вообрази – все они в прошлом.

Сверху на ниточке спускается гусеница, медленно вращается, точно эквилибрист в цирке, нацелилась ему на грудь. Красивая гусеница, невероятно зеленая, будто шарик жевательного мармелада, покрыта сияющими волосами. Снежный человек наблюдает, внезапная, необъяснимая радость и нежность охватывают его. Уникальна, думает он. Никогда в этом мире не появится другой такой гусеницы. Никогда не будет такого момента, не случится такого совпадения.