– Ха! Ты все-таки ответила! У нее ведь…

– А у тебя, между прочим, волосатая спина. Я просила другую форму.

– Ну, не такая уж и волосатая. И потом, я мужчина. Какую – другую?

– “Крёзе”.

– Я и слов таких не знаю.

– Знаешь.

– Нет. В отличие от тебя, я не держу в голове полный перечень всех наших буржуазных кухонных принадлежностей. Что это вообще значит – “Крёзе”?

– Слушай, не зли меня. Я имею в виду ту, с ручками.

– А, так бы и сказала, что имеешь в виду ту, которая раскаляется, как головешка.

Клем вздыхает. Олли достает нужную форму. И банку пива.

– Могли бы сделать ей эпиляцию. Не такая уж и серьезная травма для психики. Отвели бы ее в “Фам Натюрель”.

Так называется салон красоты, который открылся совсем недавно недалеко от их дома в Кентербери. Когда у Клем хорошее настроение, она иногда шутит, что зайдет туда и сделает себе бразильскую или даже голливудскую эпиляцию. Конечно, волосы у нее на лобке и без того безупречной формы – небольшой черный треугольник, по густоте напоминающий искусственный газон “астроторф” или… На “астроторфе” Олли спотыкается и решает больше не развивать эту мысль.

– “Йети Натюрель”, – говорит он.

– Фу, было уже почти смешно, а ты все испортил.

Дома Эш сразу устраивается на веранде с книгой о природе. Холли садится за свободный ноутбук и загружает в него диск – какой-то фильм с пометкой „15+” о стервозных школьницах, подарок дяди Чарли на прошлое Рождество. Бриония еще в машине подбросила ей эту идею – в основном для того, чтобы Холли перестала указывать ей на всех искусственных птиц, которые попадались им по пути. Дома, как обычно, пахнет выпекающимся хлебом, а еще – шоколадом. Видимо, Джеймс испек торт. Так много пирожных и тортов за один день.

– Это еще что такое? – возмущается Джеймс, который только что вошел в дом из сада.

– Мам! – кричит Холли с веранды. – Скажи ему, что ты разрешила!

– Я разрешила.

Бриония целует Джеймса.

– Как ты? – спрашивает она.

– Прекрасно. Пеку.

– Это я поняла, пахнет вкусно. Чем-то таким, чего мне лучше бы не есть.

– Брауни со свеклой. Свекла – наша, из огорода!

Бриония не спрашивает, обязаны ли они этими брауни журналистскому заданию Джеймса. Он все время печет: хлеб – каждый день и что-нибудь сладкое два раза в неделю. Однажды испек “самый калорийный торт в Британии” по рецепту из какой-то бульварной газеты – с надеждой написать остроумную заметку о том, что его органические эко-дети не стали есть эту пакость, но они умяли торт за милую душу. Правда, Холли потом стошнило: вся комната была в коричнево-розовой рвоте. Бриония теперь уже не помнит, что было розовым в том торте. Вряд ли свекла. Наверное, варенье. Зачем же он извел свежую молодую свеклу на брауни? Можно ведь было просто ее запечь. Все любят печеную свеклу, и она так быстро запекается, пока молодая. Или хорошо было положить ее в салат.

– Да, детям полезно есть побольше овощей, – произносит Бриония вслух.

– Вот и я так подумал. И ты ведь тоже сможешь попробовать, правда?

Она подходит к холодильнику и достает бутылку белого совиньона “Вилла Мария”, которую открыла накануне вечером. Осталось не больше трети, поэтому она достает еще одну бутылку и на всякий случай кладет в морозилку. Идет в другой конец кухни и выбирает себе в буфете бокал “Дартингтон кристл” без щербинок. На часах три минуты седьмого. Но утром время перевели на зимнее, так что в каком-то смысле сейчас только три минуты шестого.

– Тебе достать? – спрашивает она Джеймса.

– Нет, спасибо.

Он смотрит на часы.

– Как прошел день?

– Нормально. Эш так и не подходит к глубокому краю, когда включают волны, – с тех пор как на прошлой неделе что-то там произошло. На вечеринке было скучновато. Бедняга Флёр расклеилась, но не подает виду. А, и еще потом, на обратном пути от Флёр, Холли вспомнила, что забыла голубой шарф, и пришлось тащиться обратно в Дил. В общем, много мотались сегодня, ну и к тому же она переела сладкого. Естественно, торт на вечеринке и какие-то сладкие сэндвичи, отвратительные на вид, да еще пирожное у Флёр… Ну, хотя бы голодной не осталась. Правда, теперь вон чешется.