Не дожидаясь ответа, Баннус отодвинул Юсефа в сторону и начал отдавать приказы. Бандиты спешились и стали заносить раненых в дом. Половицы заскрипели под тяжестью людей, и на головы Катона и Симеона посыпались пыль и песок. Взвизгнули дверные петли, и Катон внезапно сообразил, что кто-то вошел в ту комнату, где стояло ложе.

– Проклятье, – прошептал центурион.

Симеон испуганно взглянул на Катона и прижал палец к губам.

– Мой меч, – сказал Катон как можно тише. – Он рядом с ложем.

– Что?

– Я достал его из ножен и спрятал.

– Зачем?

– Я не доверял Мириам и мальчику. Она сказала, что римляне убили его отца.

Симеон нахмурился.

– От Мириам и ее людей тебе не нужно ждать опасности.

– Проклятье. – Катон посмотрел на Симеона, потом его взгляд упал на люк под матрасом. В любой миг бандит может обнаружить меч, и станет ясно, что римлянин был в доме. Или хуже того: они откинут матрас и найдут люк. Поделать ничего было нельзя, оставалось только сидеть, замерев, и ждать. Катон чувствовал, как колотится сердце, раскалывающая боль и тошнота вернулись, и приходилось изо всей силы сдерживаться, чтобы не застонать и не закричать.

– Положите его на матрас, – сказала Мириам. – Принесите воды.

Вот и все, с ужасом решил Катон. Сейчас раненый почувствует твердую рукоять меча через одеяло.

Над головой прогремели шаги, и послышался голос Баннуса:

– Мириам, по-гречески не говорить. Некоторые мои люди – простые крестьяне. Они знают только говор долины.

Они продолжили разговор на арамейском диалекте, и Катон взглянул на Симеона:

– Что там?

Симеон предупреждающе поднял руку, чтобы унять римлянина, и повернулся ухом к потолку, пытаясь разобрать разговор. Теперь слышались несколько голосов, и раздавались шаги – раненым оказывали помощь. Время словно застыло, так что Катон ощущал каждое проходящее мгновение, а уши наполняли звуки из комнаты над головой. Он молил Мириам вылечить бандитов как можно быстрее, чтобы они убрались из ее дома и из деревни.

Когда свет снаружи стал меркнуть, на улице раздался крик, и тут же в доме поднялась суета – бандиты собирались у дома, Баннус выкрикивал приказы. Симеон тронул локтем Катона:

– Они заметили, что римская кавалерия движется к деревне.

– Макрон, несомненно.

Симеон пожал плечами.

– От всей души надеюсь, что так.

Люди Баннуса понесли раненых к лошадям. Когда уже почти всех усадили в седла, с ложа раздался крик. Бандит, ослабевший от ран, с трудом произнес еще несколько слов.

– Он нашел твой меч, – прошипел Симеон. – Сейчас за ним придут – и увидят.

Катон соображал быстро и содрогнулся, осознав, что ему остается делать. Он обшарил свою амуницию, нащупал рукоять кинжала и обнажил лезвие. Старая крышка люка была хлипкой; Катон собрал все силы, ухватил кинжал обеими руками и ударил вверх, через крышку люка, пробив шерстяную подстилку ложа и спину раненого. Раздался слабый резкий вздох, кинжал задергался, раненый забился в конвульсиях, прежде чем затихнуть. Катон больше не чувствовал шевеления. Он чуть повернул рукоять, высвободил лезвие, сполз вниз и стал ждать. Вскоре кто-то легкими шагами прошел в комнату и, помедлив мгновение, приблизился к человеку на ложе.

– Саул! – послышался с улицы голос Баннуса. – Давайте последнего. Он в задней комнате.

– Слушаюсь.

Над головой протопали шаги, и тут голос Мириам произнес:

– Поздно. Он умер. Лучше заберите его с собой.

– Баннус! Он умер! – прокричал человек. – Нести тело?

– Оставь. Нам пора. Живо!

На улице бандиты развернули лошадей и поскакали мимо дома, прочь из деревни. Пыль скрыла все, но Катон с Симеоном чувствовали дрожь от ударов копыт по земле. Вскоре звуки смолкли. Стало тихо, затем Мириам, кряхтя от усилия, убрала тело с матраса. Крышка люка сдвинулась в сторону, и женщина заглянула в дыру: