– Ты говоришь так, будто у княжны в самом деле столь скудный выбор, – сдерживать себя Бурцеву становилось все труднее. – Неужели во всей Польше не найдется другого претендента на руку и сердце дочери Лешко Белого – того, который пришелся бы по сердцу самой княжне?

– Стерпится – слюбится, – пожал плечами Освальд. – Слыхал такую поговорку? Княжне придется добровольно согласиться стать моей женой, или…

– Или что? Сдашь ее Казимиру? За награду?

Збыслав дернулся было, но добжинец жестом остановил литвина.

– Или я заставлю ее дать свое согласие, – глухо закончил рыцарь.

Освальд долго и пристально смотрел в раскрасневшееся лицо собеседника. Потом заговорил снова:

– Знаешь, Вацлав, если бы ты принадлежал к благородному сословию, я бы решил, что у тебя тоже имеются планы заполучить Агделайду себе в жены.

Бурцев скрежетнул зубами: опять его бесцеремонно макнули мордой в грязь. Вольно или невольно, но дали понять, что, не будучи хотя бы захудалым шляхтичем, он не сможет соперничать с вельможными панами и рассчитывать на благосклонность княжны.

– Но, наверное, дело в другом, – продолжал Освальд. – Тебя, вероятно, беспокоит дальнейшая судьба Агделайды. Что ж, похвальная забота. Знай же, Вацлав, со мной княжна будет под надежной защитой. Кроме того, став законным супругом дочери Лешко Белого, я смогу претендовать на малопольские земли, а позже, когда у нас появится наследник… О, большей пакости тевтонам, мазовцам и куявцам придумать трудно!

Освальд мечтательно улыбнулся.

– И только поэтому ты хочешь жениться на княжне? – прищурился Бурцев. – Из мести врагам и ради чужой вотчины. Какое выгодное приобретение для безземельного рыцаря!

– Пан Освальд?! – Збыслав вопросительно глянул на рыцаря. Руки косолапого гиганта уже разматывали цепь кистеня. От прежнего дружелюбия литвина не осталось и следа.

Добжинец тяжело задышал и недобро глянул исподлобья.

– Меня начинает раздражать твой язык, Вацлав. Ты ведь можешь и лишиться его…

Освальд вдруг умолк, сцепив зубы и зажмурив глаза. Новый приступ боли чуть не свалил израненного рыцаря. Немного отдышавшись, он все же продолжил:

– Только из уважения к проявленной тобой доблести в схватке с язычниками отвечу на твой вопрос, Вацлав. Дело не только в мести или землях дочери Лешко Белого. Агделайда мне приглянулась с самого начала. Я буду заботиться о ней, я буду нежен с ней. А теперь давай прекратим этот разговор, пока я не приказал Збыславу заткнуть мачугой твою дерзкую глотку. Если мы вырвем краковскую княжну из лап Казимира, она станет моей женой. Все! Кто не согласен – умрет.

Бурцев потянул из ножен меч.

– Я буду первым несогласным! То, что ты намерен сделать по праву сильного…

– То я и сделаю, Вацлав, – не раздраженно даже, а, скорее, устало произнес Освальд. – И не тебе становиться на моем пути. Так что спрячь оружие. Когда у Збыслава в руках кистень, у его противников нет ни единого шанса. Это не поединок на палках и не кулачный бой. Второй раз тебе Збыслава не одолеть.

Ну-ну… Бурцев обхватил рукоять меча двумя руками. Увесистый шар мачуги покачивался подобно гипнотизирующему маятнику.

– Не дури, Вацлав! – вздохнул Освальд. – Оглянись лучше вокруг.

Не похоже на хитрость. Бурцев быстро стрельнул взглядом по стенам. Тьфу, блин! Ну, и попал же он!

Волчьешкурые стрелки дядьки Адама натягивали луки. Сам бородатый пруссак тоже метил острием стрелы ему в грудь.

Опять проигрыш! По всем статьям проигрыш!

– Брось меч, Вацлав! – почти дружелюбно попросил Освальд.

А что, может и бросить? Отточенным острием – в незащищенную доспехом грудь добжиньца. Нет, вряд ли получится что-нибудь путное. Тяжелый полуторный клинок – это не хорошо сбалансированный метательный нож, не дротик и не томагавк. Меч ковали, чтоб рубить броню и кости. Подобное оружие удачно швыряют в злодеев только герои тупых киношных боевиков.