«Верно».

– Хотя я часто задавался вопросом, как вам удавалось не привлекать к себе внимание в Европе… – Грейнджер указал на висок Гарри. – Эта седая прядь – наклеенное на лоб сообщение об имени.

Седая прядь, ярко контрастирующая с темными волосами, выделяла Гарри в толпе, хотя он удивился бы, знай кто-нибудь фамильную отметину Грэмов в Литтл-Падлдоне.

– Эту проблему решит капля черной краски.

Мысль о бегстве от матушки, Летиции и леди Сьюзен, о возвращении, пусть на короткое время, к подобию прежней жизни была чрезвычайно привлекательной.

«Всего на несколько дней. Так скоро леди Сьюзен ни за кого замуж не выйдет».

С облегчением Гарри подумал о том, что и за него тоже.

«Это будет моя последняя шалость. Потом я стану образцовым графом».

Гарри колебался не больше мгновения.

– Ну что ж. Я буду рад, если смогу что-то найти. – Точнее было бы сказать: «Я буду в восторге». – Поеду утром.

Грейнджер поднял стакан.

– Великолепно. Могу я предложить вам поехать раньше, до того как проснутся женщины? Я скажу им, что вы уехали помочь мне в срочном деле, – широко улыбнулся он, – и обещаю не выдавать им место назначения.

Пенелопа Барнс сидела рядом с дочерью Гарриет и пристально смотрела на викария, поднимавшегося по ступенькам кафедры.

Чуда, к сожалению, не произошло, и пока она спала, преподобный Годфри Райт не превратился в принца. Водянисто-голубые, чуть навыкате глаза, как и прежде, напоминали ей земноводное. А если добавить к этому редеющие каштановые волосы, крючковатый нос, скошенный подбородок и солидное брюшко, скрытое сейчас церковным облачением…

Тьфу.

«Ты знаешь, что на пастбищах Литтл-Падлдона худых холостяков не водится, – строго напомнила Пенелопа себе. – Годфри – лучший, твой единственный шанс вытащить Гарриет из приюта».

Ради Гарриет она пойдет на все, даже замуж за Годфри.

И что тут в самом деле такого? Единственным мужчиной, заставлявшим ее сердце биться чаще, был Гарри Грэм. Теперь Пенелопе надо быть разумной, а викарий – выбор разумный: он уже достаточно зрелый, чтобы отбросить юношеские глупости, но еще не настолько старый, чтобы впасть в маразм.

Внезапно перед ее мысленным взором возникла мерзкая картина обнаженного Годфри, приближающегося к их супружескому ложу. Ей сделалось дурно.

«Хилый старик, возможно, был бы лучше».

Глупость. Пенелопа, или просто Пен, нахмурилась и выпрямилась, силясь побороть тошноту. Ей хотелось подарить Гарриет сестренку. Пен сама была единственным ребенком в семье и всегда мечтала о брате или сестре. Годфри Райт – священник, он больше погружен в мир духовный, а не физический. Потому и желание у него, скорее всего, умеренное. Вполне вероятно, что часто исполнять супружеский долг он не станет – только чтобы зачать ребенка. И если Пен посчастливится, она уже в брачную ночь понесет.

Пен с радостью исполнит и любые другие женские обязанности в обмен на кров для себя и Гарриет. Кров, под которым не будет Верити Льюис.

– Угомонись!

Пен подскочила и посмотрела на дочь, но лишь заметив, как Годфри замер на полуслове и повернул голову к ним.

Черт! Сейчас она не могла допустить, чтобы викарий сердился на Гарриет.

Ее упрямая дочь виду не подала, что заметила обращенные на нее взгляды. Ее всецело занимала Верити, одиннадцатилетняя девочка, сидящая на скамье позади них. Верити уставилась на свои руки, лежащие на коленях. Внешне – сама невинность, если бы не легкая усмешка на губах и хихикающая по соседству главная ее сообщница Марта Холл.

«Господи, что эта девчонка вытворяет на этот раз?»