– Я сама, спасибо, – сказала я.

Он пожал плечами и исчез, оставив нас наедине.

Богатые британцы не едят мороженое в таких местах. Они едят икру на яхтах и встречаются с богатыми блондинками, живущими за счет трастовых фондов. У Калеба должен быть какой-нибудь серьезный и неочевидный недостаток. Я мысленно перебирала варианты: вспыльчивость, приставучесть, психические заболевания…

– Ты, вероятно, гадаешь насчет столика? – спросил он, садясь напротив меня.

Я кивнула.

– Я приводил сюда девушек со средней школы. – Он сложил руки на липкой столешнице и непринужденно откинулся на спинку кресла. – Видишь тот стол?

Повернувшись, я увидела столик в углу, на который он показывал. Над ним висел старый светофор, мигающий красным, зеленым, снова красным и снова зеленым.

– Это столик невезения, и я никогда больше не сяду туда ни один, ни с девушкой.

Меня это позабавило. Он суеверен? Как типично. Я ощутила самодовольство.

– Почему?

– Ну, потому что каждый раз, когда я там сидел, случалась какая-нибудь катастрофа – например, моя бывшая девушка видела меня с новой и опрокидывала «Смерть от шоколада» нам на колени, или я обнаруживал у себя аллергию на чернику перед самой горячей девчонкой школы…

Он рассмеялся, и я позволила улыбке просочиться сквозь мою маску суровости.

Аллергия на чернику – это по-своему очаровательно.

– А этот столик? – поинтересовалась я.

– За этим столиком случаются хорошие вещи, – ответил он просто.

Я подняла бровь, но не стала спрашивать. Свидание в кафе-мороженом, которое как будто строилось еще в двадцатом веке, могло и впрямь впечатлить девушку. Кэмми бы на это точно купилась. Вероятно, это его секс-билет.

Я испытала облегчение, когда появился наш официант с двумя стаканами воды и миской холодного попкорна. Я еще листала меню, когда услышала, как Калеб заказывает за меня.

– Ты издеваешься? – возмутилась я, когда официант ушел. – Ты в курсе, что женщины сегодня могут голосовать и заказывать себе еду?

– Ты ни на дюйм не уступаешь, – улыбнулся он. – Мне это нравится.

Слизав соль с пальцев, я прищурилась, глядя на него.

– Я видел, как ты смотрела на это. – Он постучал пальцем по картинке с банановым десертом. – Прямо перед тем, как ты перешла к разделу с низкокалорийным мороженым.

Он наблюдателен, тут не поспоришь.

– И что с того, если я хотела что-то низкокалорийное?

Калеб пожал плечами.

– Это мой вечер. Я выиграл. Значит, я придумываю правила.

Я почти улыбнулась. Почти.

Он рассказал мне о своей семье, пока мы ждали заказ. Он вырос в Лондоне с матерью и отчимом. У него было такое волшебное детство, о котором мечтает каждый, – каникулы с роскошными путешествиями, праздники с кузенами в Швейцарии и чертов пони на день рождения. Они переехали в Америку, когда ему было четырнадцать. Сначала в Мичиган, а потом, когда его мать сказала, что холод вреден для ее кожи, во Флориду. Они были очень богаты и почти не ссорились. Еще у него имелся старший брат, который на досуге занимался вещами вроде покорения Эвереста. Его биологический отец, с которым он иногда виделся до сих пор, был дамским угодником, постоянно мелькавшим в британских таблоидах и встречавшимся то с одной моделью, то с другой.

Когда настала моя очередь рассказывать, я отфильтровала свою историю для его «высококлассного» восприятия. Умолчала о своем отце-алкоголике, которого я называла «покойным», и заменяла некоторые происшествия словосочетанием «плохой район». Я не видела причин выливать на него все неприглядные подробности моей лишенной очарования жизни – не хотела портить его «жили они долго и счастливо». Он внимательно слушал, задавал вопросы. Я считаю, что можно измерить интерес человека к тебе по количеству вопросов, который он задает. Калеб казался искренне во мне заинтересованным. Я не понимала, что это значит. Или это его хитрый план, чтобы заманивать девушек в постель, или он и правда был настолько хорошим парнем.