– Вот, – ни с того, ни с сего сказал он.

– Что «вот»?

– Досмотрели борт. Изъяли… документацию… государственная тайна…

– Вы что, идиот?

– Я бы попросил…

– Заткнись! Бегом в ангар, выясни, что погрузили! Немедленно! Самолет вернуть!

Он орал это вслед уже бегущему по коридору особисту. Тот прижимал к себе драгоценную папку и энергично семенил по дощатому полу.

Полковник схватился за трубку и хрипло распорядился в нее:

– Борт вернуть. У них на борту… – он запнулся, раздумывая, что сказать, – не все досмотрели.

– Есть, – ответил голос майора-диспетчера. – Разрешите доложить командованию?

– Я тебе доложу, гад! – крикнул полковник. – Тоже мне, докладчик хренов нашелся! Самолет верни! Немедленно!

Особисты выяснили: на борту транспортного судна в столицу Франции вместо подарочной рыбы летела абсолютно секретная ракета «земля – воздух», которой еще только предстояло пройти полигонные испытания. Ракета была подготовлена к боевым стрельбам, полностью укомплектована и готова к поражению цели.

Командир судна и радист переглянулись, услышав команду с земли вернуться.

– Вы что? – рассердился командир, – мы уже почти час в воздухе! Урал под нами.

– Выполняйте приказ! – орал майор-диспетчер. – Головой отвечаете!

Самолет резко развернулся, ракета на борту тяжело подпрыгнула, трое сопровождающих опять сорвались с мест и покатились по полу. Старший оказался рядом с грузом. Он больно ударился обо что-то головой. Поднял глаза и разинул рот – тупое рыло ракеты вылезло из-за треснувшего брезента.

– Мать моя женщина! – прошептал он с таким изумлением, что коллеги посмотрели на него с испугом. – Мы чего везем-то?

Еще через час самолет приземлился. Аэродром по периметру был окружен двумя ротами охраны. Ракету осторожно извлекли из брюха транспортника и покатили к ангару, а на смену ей уже везли «спецгруз», бойко бьющий хвостом внутри титанового контейнера. Подарок для президента, наконец, полетел по назначению.

– Дружба! Дружба! Демократия! – орал журналистам Егорыч. – Перепутали маленько! Тоталитаризм был…

Подробности той далекой рыбалки слушали, затаив дыхание. Когда немного сбивчивый, но весьма убедительный рассказ был завершен, многие зааплодировали. Посыпались вопросы: колкие, с издевкой, добродушные, глуповатые, с долей любопытства и недоверия. Егорыч разошелся не на шутку. Он зарделся, будто после парилки и доброй выпивки. На некоторых репортеров поглядывал с прищуром, хитрым, почти как на портретах Ленина, и, отвечая, даже немного картавил. Саша Власин отметил это про себя, с интересом наблюдая за Егорычем. Он почти ничего не врал, разве что…

Когда пресс-конференция закончилась, и последний осветитель свернул провода и упаковал в чемоданы горячие лампы, а журналисты уже неслись в свои редакции со свежим сенсационным материалом, Власин обнял за плечи Егорыча, и, подталкивая к машине, заметил:

– Все вроде бы верно, Егорыч, но… уж больно ты про президентов да премьеров лишнего насочинял. Признайся, браток, хотелось коснуться вечности?

– А чего я присочинил-то? Так все и было!

– Что-то я не припомню, чтобы тебя они… как бы сказать… замечали, что ли?

– А кого же! Тебя, что ли?

– Да я и не претендую.

Мужчины сели в машину, таксист обернулся с вопросом в глазах.

– Поехали, – скомандовал Власин, – в русское посольство.

– За Булонским лесом? – на всякий случай спросил таксист.

– За ним, за Булонским, – кивнул Власин.

– Чего это он? – поинтересовался Егорыч, не разобрав, о чем разговаривали Власин с таксистом.

– Спрашивает, кто ты. Лицо, мол, знакомо ему. Думал, что русский министр.