Когда я вернулся, Зайцев, неловко согнувшись у простреленного окна и закрыв левый глаз ладонью, смотрел через бумажную трубочку, вставленную в пробоину. Трубочка свободно двигалась вправо-влево и вверх-вниз, но следователь упрямо пытался сориентировать ее по единственной опорной точке. Ясно: хочет хотя бы приблизительно представить, откуда могли стрелять.

– Диаметр отверстия – от девяти до девяти с половиной миллиметров, – значительным тоном сообщил Гусар. – Можно было бы предположить «ПМ», но расстояние… Сотня метров – для пистолета далековато… Скорей всего какой-то из девятимиллиметровых охотничьих карабинов – «лось», «медведь»…

– В стекле пуля оставляет отверстие больше своего калибра, – вмешался Ивакин. – Так что здесь не «девятка»…

– Вы уже начали оперативное совещание? – недовольно спросил Зайцев, отрываясь от своего занятия и выразительно посмотрев на превратившихся в слух понятых. – Пусть лучше Гусаров ознакомит товарищей с протоколом.

Сделать это вызвался Ивакин. Пока он выразительно читал казенный текст, мы вполголоса переговаривались в противоположном углу просторной комнаты.

– Или с двух верхних площадок этой башни, – Зайцев кивнул в сторону стройки, – или из кабины крана. Может, крайние окна нового дома, но маловероятно.

– Однако! – Лицо Гусара выражало полнейшее недоумение. – Прямо итальянский детектив! И ради чего? Уж точно не из ревности!

– Почему же, мой юный друг? – поинтересовался Зайцев.

– Слишком сложно. Обычно кухонный нож, кирпич, топор, кастрюля с кипятком… Да и потом… Видели ее фотографию? Вот, на серванте лежала.

Он протянул маленький прямоугольник. Вытянутое лицо, длинный нос, запавшие щеки, мешки под глазами. Вид нездоровый и изможденный. Я испытал некое разочарование, наверное, оттого, что по ассоциации с обстановкой и убранством квартиры представлял хозяйку иной.

– Внешний вид ни о чем не говорит, – сказал Зайцев. – Слышал поговорку: на каждый товар есть свой покупатель, только цена разная? А в любовном ослеплении люди склонны переплачивать…

Верно. Кровавые драмы разыгрываются, как правило, вовсе не из-за красавиц.

– И вообще, юноша, избегайте категоричных суждений, – нравоучительно произнес Зайцев. – Особенно если они поспешны и не продуманы.

Следователь зевнул.

– Устал и есть хочу. По «Призракам» ничего нового?

Я качнул головой.

Понятые подписали протокол, но уходить не спешили. Тайны хороши, когда разгаданы.

– Сколько стоит такая квартира? – неожиданно брякнул Гусар. Женщина обиделась:

– Это вы не у нас спрашивайте. Мы пять лет за границей работали, в тропиках, в обморок от жары падали! И на заводе уже пятнадцать лет!

Тон ее стал язвительным.

– Потому вы у других спросите, на какие деньги да как попали в кооператив… У нас своим поотказывали!

– А что вы можете сказать о Нежинской? – продолжал наступать Гусар.

– Да ничего. Встречаемся иногда в подъезде. Здороваемся.

– Культурная дамочка, – подал голос мужчина, но под взглядом жены осекся.

– Знаем мы культурных! Я горбом, а они…

Женщина замолчала. Я дернул Гусара за рукав, предупреждая следующий вопрос.

– Большое спасибо, товарищи. – Зайцев с открытой улыбкой пожал понятым руки. – Вы нам очень помогли. Сейчас опечатаем квартиру, и все – можете быть свободны.

Через полчаса я обследовал строящееся здание. Кроме неогороженных лестничных маршей и междуэтажных перекрытий, еще ничего смонтировано не было, поэтому путешествие на двенадцатый этаж производило сильное впечатление. Трудно представить, чтобы кто-нибудь отважился подняться туда в сумерки. Бригада рабочих сваривала арматуру железобетонных плит с каркасом и заделывала раствором монтажные проемы. Пахло горящими электродами и мокрым цементом, трещала вольтова дуга, громко перекрикивались монтажники. Под ногами змеились черные провода с неизолированными медными скрутками соединений.