И стоило сделать всего пару шагов в сторону выхода из этой богадельни, вспомнил, что номер-то свой я эскулапу не оставил. К черту такой режим, совсем котелок уже не варит, оно и понятно, когда спишь по три часа в сутки, а остальное время либо маешься от бессонницы, либо курицей наседкой торчишь возле Демина, на которого только за последние пару месяцев несколько раз покушались. Выругавшись, затушил сигарету и, развернувшись на пятках, пошел обратно ко входу в здание.

Быстро миновав несколько лестничных пролетов, я остановился, внезапно отвлекшись на доносящиеся со стороны голоса. Где-то вдалеке кто-то из медперсонала отчитывал незадачливого пациента и мне бы идти дальше по своим делам, но что-то заставило меня прислушаться.

— Инга, горе ты наше, ну сколько можно повторять одно и тоже, нельзя тебе шастать по коридорам, мне тебя на цепь что ли посадить? — сетовала женщина. — Я с тобой поседею, а ну быстро в палату.

Голоса стихли, а меня словно черт дернул пойти и взглянуть на происходящее. Я даже не понял, как шагнул в коридор. И какого хрена я вообще собрался делать?

Отыскать источник шума оказалось несложно, посреди коридора пожилая медсестра отчитывала девушку. Маленькую, тоненькую, ветром сдует, стоит окна открыть. Единственное, что сразу бросалось в глаза – густые, темные волосы.

Скользнув взглядом по незнакомке, стиснул челюсти до зубовного скрежета. Левая рука загипсована по локоть, на ногах порезы. И чего она меня заинтересовала, жаль что ли стало? Куда вообще родители смотрят, она же на ногах еле держится, худющая совсем. Кормят ее вообще?

Хотя, глядя на ее внешний вид, выводы напрашивались сами по себе и выводы эти были отнюдь неутешительные. Вероятно, родителям вообще до нее дела нет, кто их знает, столько алкоголиков детей плодят, может ее состояние и вовсе их рук дело.

Пока я находился в раздумьях, медсестра успела подхватить девчонку под локоток и направиться в сторону палаты. Стараясь не обдумывать свои действия и явно идя наперекор здравому смыслу, я последовал вслед за ними.

Остановился у самой двери в палату, раз уж поддался первому порыву, то стоило хотя бы дождаться медсестру и поговорить. Чего ж ты творишь, Громов, совсем видно чердак потек.

Женщина, лет шестидесяти, появилась в коридоре спустя несколько минут. Не давая себе ни секунды на то, чтобы передумать, я перегородил ей путь, вынудив остановиться.

— Вы что-то хотели? — уперев руки в бока, женщина взглянула на меня из-под опущенных очков. Во взгляде ее отчетливо читались раздражение и недовольство. Еще бы, встал тут посреди пути, шкаф двухметровый, пройти не дает.

— Да, — кивнул, стараясь говорить твердо и уверенно, — я бы хотел поговорить с врачом девушки, которую вы только что проводили в палату.

Медсестра лишь слегка разомкнула губы, выгнула удивленно бровь, а к раздражению во взгляде теперь прибавилось подозрение.

— А какое вам, собственно, до нее дело? — прищурившись, она вперилась взглядом в мое лицо, словно запоминая черты лица и отличительные признаки, мало ли показания давать придется. Я едва сдержал усмешку, забавная тетенька.

В общем-то никакого дела мне до девчонки не было, не должно было просто быть, совершенно никакого, но какого-то хрена я до сих пор топтался в коридоре этой чертовой больницы из-за малознакомой — а точнее — совсем незнакомой девицы, явно вызывая подозрение. Впрочем, объясняться с медсестрой у меня не было ни малейшего желания, а потому я молча вынул из внутреннего кармана пальто бумажник, достал из него купюру и протянул женщине. Сестра бегло оглянулась, а затем схватила купюру, сунула ее в карман и тихо произнесла: