Она возвела глаза к потолку.

— А! Нас возили туда на экскурсию в 10 классе. Мы посещали три города: Ярославль, Кострому и Ростов.

— Это был Ростов Великий, — так же спокойно пояснила я. — А Ростовская область — это где Ростов-на-Дону.

— А это где? — прищурила она глаза.

— Вик, ты бы лучше географию учила вместо своих тупых сериалов! — рявкнул на нее Костя. — Двоечница!

— Константин, ты как с сестрой разговариваешь! — тут же вмешалась его мать.

У меня до сих пор глаз дергается, когда я вспоминаю тот вечер.

— Проходи, — Костя открывает дверь квартиры и пропускает меня вперед.

В нос тут же бьет запах домашнего уюта. В нашей с Аней съёмной квартире так не пахнет. Костя включает свет, и большой холл Сталинской квартиры с трехметровыми потолками загорается множеством лампочек.

Я не очень люблю бывать у Кости дома, потому что это не квартира, а музей. На стенах висят картины. Я не разбираюсь в искусстве, но, должно быть, дорогие. По углам расставлены то вазы, то статуи, то еще какие-то фигуры. Тоже, наверное, дорогие.

Осторожно прохожу в ванную, стараясь не задеть экспонаты, и мою руки. Костя становится сзади и обнимает меня, опускаясь лицом в мой затылок.

— Я соскучился, — хрипит.

Его бёдра прижаты к моим, и конечно, я чувствую, как он соскучился. Пока я смываю мыльную пену, его ладони уже вовсю блуждают по моему телу. Не успеваю закрыть кран, как Костя разворачивает меня к себе и накрывает мои губы своими.

Мы целуемся жадно, отчаянно. Сейчас я верю, что он скучал. Не разрывая поцелуя, на ощупь, мы направляемся в его комнату, то и дело врезаясь в стены или предметы мебели.

— Зай, так хочу тебя, — шепчет Костя, спускаясь от моих губ к шее.

Я на что-то налетаю, и мы так и остаёмся стоять. Кажется, это какой-то раритетный комод. Его губы уже на моих ключицах, параллельно Костя расстегивает пуговицы на блузке. Запрокидываю голову назад. Костя целует ниже.

Не знаю, как и в какой момент это происходит. Но я случайно дергаю рукой и задеваю предмет, стоящий на комоде. А через секунду он летит на пол и с громким звоном разбивается.

Костя резко от меня отскакивает, и пару мгновений мы в недоумении пялимся на множество маленьких разноцветных осколков.

— Твою мать, это была эксклюзивная вазочка 19 века из Италии!

Я все еще в шоке, хлопаю глазами и не знаю, что ответить.

— Я случайно, — это первое, что приходит на ум.

Костя тяжело дышит и переводит на меня взгляд с укором. В нем так и читается: «Ну блин, Алена! Что я теперь маме скажу?».

Но вслух парень ничего не говорит. Тяжело вздохнув он уходит в сторону туалета и возвращается с совком и веником.

— Она дорогая? — зачем-то спрашиваю я.

— А ты как думаешь? — огрызается.

«Эксклюзивная вазочка 19 века из Италии», вспоминаю его слова.

Да, наверное, дорогая. Черт, ну почему я такая неосторожная? Но Костя, конечно, тоже молодец! Надо было пристать ко мне в ванной, до кровати не мог дотерпеть.

Настроение Кости кардинально изменилось в худшую сторону. Сейчас его губы сжаты в нитку, на меня даже не смотрит. Собрав осколки, уходит на кухню. По звукам я догадываюсь, что он высыпал их в ведро. Затем до меня доносится шум воды в раковине, а после хлопки холодильника и микроволновки. Я так и остаюсь стоять у комода, который тоже, наверное, эксклюзивный 19 века из Италии. На всякий случай отхожу от него к стене.

Время идёт, Костя не зовёт меня на кухню. Может, я сама должна прийти? Но я почему-то не иду. Смахивая с щёк слезы обиды, я направляюсь в прихожую. Обуваю балетки, накидываю на плечо сумку, поворачиваю замок и выхожу за дверь.