– Лично моей вины в этом нет, – удается разжать стиснутые от раздражения зубы, двумя пальцами отцепляя ее ладонь от дорогой ткани рубашки.

– Неужели? – ехидно ухмыляется, делая шаг назад к двери. – Это не Дерек Фишер заявлял, что Тени следуют за Ваалхаром? Нет?..

Один. Два. Три. Четыре...

Мысленно считаю в голове до десяти. Кажется, это помогает успокоиться, верно? Насильно отвлекаю себя от ее гневных речей, в которых эта стерва затрагивает святое – имена моих родителей. Клокочущая чистая, можно сказать чистокровная, ярость вспыхивает одномоментно, отставляя на второй план ее слова.

"Не слушай ее, Кай", – шепчет здравый смысл на задворках сознания, но Госпожа Ярость непреклонна.

Она садится на свой трон, сотканный из темной силы, скалит свои белоснежные зубы и шепчет иное, обжигая своим присутствием все внутренности:

Не позволяй ей говорить о Дереке и матери, Кай.

– ...не Ингрид Фишер пропагандировала возможность установления новых порядков после прихода к власти Ваалхара и после того, как Дерек займет место Главы Бюро? Ещё скажи...

Пять. Выдержка летит к чертям со скоростью света.

– Тебе бы научиться вовремя затыкаться, – произношу я, ощущая, что ещё немного и сорвусь, – а ещё лучше вообще держать свой язык за зубами, Тень. Желательно перманентно.

Шесть. Семь...

– Нет уж, скажи мне правду, – шипит, а бледно-оливковые глаза темнеют.

Что? Вот что тебе, мать твою, сказать? Что мои родители несправедливо были казнены? Что они хотели лишь поменять власть, поменять Глав и членов Совета во благо маг-мира? Это ты хочешь услышать? Услышать, как я, поддаваясь на твои провокации, защищаю собственных отца и мать.

Или ты хочешь услышать, что теперь я – отпрыск великого Дома Фишеров – вынужден скрываться и вести нищенский образ жизни, только по милости Эдвина. Это?

Или сказать, что его пощадили. И он исчез. Исчез восемь лет назад, оставляя лишь единственное напоминание о себе – злорадную ухмылку, которую я, черт возьми, помнил ежесекундно!

Тень продолжает свою невыносимую тираду о сломленных судьбах и о чем-то ещё важном для неё.

Восемь. Девять...

Ещё немного и ты, дрянь,просто вскроешь бомбу замедленного действия и она взорвется у тебя перед глазами. И последнее, что ты увидишь, как осколки, жалящими осами, впиваются в твою мягкую плоть, разрывая ее на куски.

– ...они получили сполна, сломав жизни всем Теням без исключения. Яблочко от яблоньки! Всё воздается по заслугам...

И-и-и...комбо! Резко разворачиваюсь к ней.

В оливковых глазах осознание – перешла черту. Рывок в ее сторону. Проблеск страха в округлившихся глазах. Глухой стук ее затылка о массив двери и теперь Тень упирается в закрытую дверь спиной. Потемневшие, оливкового цвета, глаза соблазнительно сверкают от гнева. Быстро облизывает кончиком языка свои пухлые матово-алые губы.

Только сейчас осознаю, как пальцы, до побеления костяшек, сжимают мягкую плоть ее плечей, давя на хрупкие человеческие кости. Сдавливая, выдавливая из нее весь пыл и желание продолжать. Пытаясь размазать ее по деревянной двери. Кажется, вот-вот и смогу проткнуть ее насквозь, впуская темную силу в ее кровь, отравляя её. Делая ее черной.

– Не смей меня трогать, – рассерженно шипит, а в глазах плещется растерянность, опасно балансирующая на лезвии собственного страха.

– Да что ты? Запретишь мне? Миротворцам пожалуешься?

Почему между нами оказалось до болезненного мало расстояния? Жалкий десяток сантиметров. Собственное тяжёлое дыхание оглушает, и только жар, исходящий от пухлых губ, достигает моего лица.