— Правда? — она с надеждой подняла заплаканные глаза.

Моя заботливая зеленоглазая красавица. Смотрю на нее секунду.

Губы.

Вместо ответа поймал губы.

Целовать. Целовать. Целовать. Целовать. Целовать, пока не поверит. Мой птенчик, стоит тебя сутки не целовать, как ты начинаешь расстраиваться, да? Я виноват.

Ее губы мокрые, подпухшие, и от слез солоноватые, но одновременно как всегда сладкие. Не хочу отрываться, хочу погрузиться глубже в эту податливую мягкость, забыть обо всем, что творится снаружи, быть со своей единственной, сосредоточиться только на ней. Целую и вещаю ей все, о чем непросто говорить вслух. Слова грубы. Мысли же касаются мыслей, словно самый нежный пух:

«Прости, что оставил так надолго. Прости, что ты не все знаешь. Прости, что огорчил. Я соскучился. Ты — моя радость. Я люблю твои губы. Я люблю тебя».

Ее руки обвивают мою шею, а тихий счастливый всхлип свидетельствует о том, что меня услышали, простили и согласились.

Подхватываю на руки и уношу жену наверх.

Дорогие Читатели. Делясь книгами (слитыми полными версиями платных книг) полюбившихся авторов с другими даже из самых добрых побуждений - вы просто втыкаете нож в спину автора. Однажды он не сможет подняться.

6. Глава 6. Эффект Фаберже

Катя

Все пошло как-то не по плану. По плану в этот момент Яр должен был сидеть за столом и мирно есть оладушки, а вместо этого меня уже заносили в спальню. К такому развороту при настойчивом дневном свете я была слегка не готова. Распахнув ногой дверь, Яр прошел внутрь, но не положил меня на кровать, а поставил на ноги. Сам встал за мной.

— Сначала ещё одно, — негромкий голос за ухом звучал многообещающе. — Я обещал разобраться.

Растерянно глянув вперед, столкнулась глазами сама с собой.

Зеркало. Не забыл...

— Чем оно тебя огорчило? Покажи мне, — поглаживая плечи, муж наблюдал за мной через отражение.

«Ой, нет! Только не это!» — мысленно запаниковала.

Посмотрев на отражение, которое показывало за симпатичным отекшим бегемотиком шикарного мускулистого брюнета, одетого только в домашние черные штаны на узких бедрах, я опять пригорюнилась и попыталась тихонько уползти, но меня не отпустили.

— Чего ты боишься? — спросил мускулистый брюнет на ухо, поблескивая черными глазами.

Даже если не скажу, он узнает. В отношениях со всевидящим есть одна непростая особенность — приходится открываться. Яр говорит, что на это не всякий способен, что я уникальна. Не знаю, что там остальные, ему виднее... Но открываться порой сложно.

— Я другая... И огромная... — огорченно призналась, глядя на свое отражение. — Все выглядит таким...

Я помедлила, пытаясь подобрать удобоваримое слово.

— Прекрасным? — помог муж, ободряюще поднимая бровь. Его пальцы легли на пояс моего халата, настойчиво намереваясь его раскрыть.

Отрицательно помотала головой, крепко вцепившись в пояс, не позволяя мужским рукам обнажить кожу.

— Не совсем прекрасным, — вздохнула, осознанно стараясь не произносить вслух неприятных слов про собственную внешность. — И живот, и грудь...

— Что с грудью? — Наяр явно заинтересовался.

Мысленно ругнулась на себя. Знаю же, что это его слабость, ну зачем упомянула? Я ведь не в том смысле о ней заговорила... А он-то воспринимает именно в том самом!

— Она... изменилась, — вынужденно проговорила. — Я не узнаю ее. Все изменилось...

Подтверждая мои опасения, ко мне тут же придвинулись немножечко поближе и обняли чуточку посильнее.

— Показывай. Я твою грудь хорошо изучил и запомнил, узнаю из сотен, — скомандовал и тут же с мягким нажимом заметил. — Птенчик... Ты же понимаешь, что я все равно увижу?