Продолжая делать вид, будто сплю, прислушиваюсь к мужским шагам. Сердце вмиг разгоняется до предела, но даже сквозь его грохот я слышу, как осторожно закрывается дверь, а затем мой гость проходит в комнату. Шум шагов тонет в ворсе ковра. Лицо жжет, дыхание сбивается. Ощущаю на себе мужской взгляд. Чувствую его каждой клеточкой тела. Кожа покрывается мурашками, когда меня накрывает его энергетикой.

— Не притворяйся, Мия. Я вижу как подрагивают твои веки.

16. Глава 16

Кирилл

— Почему не поела? — смотрю на хрупкую фигурку, на подрагивающие ресницы, на то, как она старательно делает вид, будто не слышит меня.

Хмыкнул. После того, что я устроил здесь несколько часов назад, удивительно, как она еще не решилась прирезать меня пластиковой вилкой, что я положил ей на поднос, а решила притвориться спящей.

Такова жизнь. Нельзя совершать необдуманные поступки, нельзя доверять незнакомцам и тем более нельзя считать любовью обычное влечение. Я знаю, о чем говорю. И пусть я не намерен делать ей больно осознанно, но если встанет выбор, то он явно будет сделан не в пользу Мии.

— Больше суток без пищи. Голодовка вряд ли приблизит твое освобождение, — разглядываю то, как она подогнула стройные ножки и поджала пальчики, подложила ладони под щеку и оттого сжала грудь плечами.

Взгляд непроизвольно залип на аппетитных полушариях. Да, сложно относиться к девочке как к безликому существу, когда практически в лицо пихают полуобнаженную грудь. Ладони так и зудят прикоснуться к ней.

Отвожу взгляд в сторону, заметив выступившие у девчонки на коже мурашки.

Боится. Сжимаю челюсть, погасив порыв дотронуться до нее и пожалеть, погладить по голове, успокоить.

Гребаный лицемер. Сам себе противен. Совсем не эти желания во мне просыпаются рядом с этой юной дурочкой, так решительно запрыгнувшей ко мне в тачку. Помнил, как прижимал ее к себе, когда переносил из машины в самолет, и потом в машину и домой. Как зарывался лицом в мягкие волосы, пропахшие жасмином, и как любовался ею до тех пор, пока Пуговка не пришла в себя.

Блядь. Стоит подумать о прикосновениях к этой крохе, как кровь снова начинает бурлить в венах, приливая к паху. Теперь, когда попробовал на ощупь и на вкус ее кожу, вряд ли сумею забыть её нежность, как и то, насколько дурманит запах ее тела, и как соблазнительные изгибы ощущаются, прижавшись ко мне. Нет. Это не дело. Все эти мысли ведут совершенно не туда.

Прокашливаюсь, отхожу к креслу и медленно опускаясь в него, до конца не понимая, нахрена это делаю. Принес еду, потом забрал посуду и поднос, и на этом все. Ни к чему хорошему это общение не приведет.

— Тебе нужно есть, — пытаюсь вывести ее на диалог, убедиться, что с ней все в порядке. — Пуговка…

— Не называй меня так! — распахнула глаза, прожигая меня взглядом и осторожно присаживаясь. — Не смей больше никогда так называть меня. Ты потерял это право!

Звучит дерзко. Щеки горят, искусанные губы покрыты бордовой коркой, а взгляд мечет молнии.

— У меня было на это официальное право? — улыбаюсь оттого, что говорит со мной, фонтанирует эмоциями.

Да, девочка! Злись на меня, кричи, обзывай. Но выкинь напрочь розовую херню о влюбленности.

Молчит, плотно сжав пухлые губки, и смотрит на меня блестящими от влаги глазами. Красивая. Жаль, что выбрали ей в мужья такого подонка, как Соколов. Надеюсь, одумается и не пойдет на поводу у родителей.

— Ты!.. — выкрикивает она и тут же осекается.

— Я?.. Продолжай, — зачем-то провоцирую.

— Как ты мог? Я ведь поверила тебе… — столько боли в ее голосе, но я не чувствую вины. Я должен был ей показать, что шутки с незнакомыми дядями ни к чему не приведут.