– Тем хуже для вас, – сощурился командор. – Но это не отменяет того факта, что в моей части лёгкой добычи для вас не будет. Для этого вам стоит работать на передовой. Тем не менее это не основная причина отказа. Если бы вы могли вступить в брак, я бы взял вас без единого возражения. Уже через месяц вы бы выскочили замуж и перестали быть моей проблемой, даже если бы остались жить в гарнизоне. Вы стали бы проблемой мужа. В моём подчинении служат преимущественно аристократы, и никто из них не будет осквернять свою репутацию ухаживаниями за чужой женой. Но вы вступить в брак не можете и не сможете в обозримом будущем, и тогда в полный рост встаёт вторая проблема – вы приторно красивы.

Его слова хлестали наотмашь, хотя вряд ли он намеренно старался унизить, просто говорил, что думал, и не заботился о том, какую боль это причинит.

Для меня проклятие нашей семьи – самая тяжёлая и болезненная тема, и слышать о нём от холодного, надменного командора было невыносимо. Да, на мне никто никогда не женится, и я это понимаю, но слушать об этом от посторонних всё ещё мучительно.

– Не понимаю… – растерянно пролепетала я, отступая. – Как это связано с работой?

– Вы не только упрямы, но ещё и недалёки? Отвратительное сочетание качеств, – хмыкнул командор Блайнер и всё же пояснил: – У меня в части больше сотни неженатых военнослужащих, нобларина Боллар, и если я позволю вам здесь работать, то случится несколько вещей. Сначала добрая половина эскадрильи обязательно придумает или организует себе какую-нибудь болезнь или травму, просто чтобы попасть к вам на приём. А так как слепых в пилоты и механики не берут, каждому болезному вы непременно понравитесь, следовательно, недуги и травмы мистическим образом станут повторяться снова и снова, и значит, часть личного состава перманентно пропишется на больничных койках. А дальше неизменно начнут возникать конфликты, споры, дуэли и прочие сомнительные для начальника части радости, которых я столь успешно умудряюсь сейчас избегать… потому что пожилые кухарки не пользуются большим спросом, а прачек я беру исключительно замужних. Знаете, что случится потом?

– Что? – тоскливо спросила я, понимая, что в чём-то он прав.

Когда мы с сёстрами ассистировали Брену, к нам действительно приходили со странными ранами. Случайно отрубленными пальцами, обожжёнными кислотой желудками и непонятно каким образом сломанными рёбрами. Начальник части брата расследовал каждый случай и за самовредительство отправлял солдат в карцер ранеными, без права на помощь, на которую они рассчитывали. Проблема вскоре сошла на нет, когда все поняли, что командир мириться с подобными выходками не собирается.

– А дальше вы станете предметом пари и охоты. На вас обрушат признания, подарки и ухаживания, которых вы никогда раньше не видели. Вам будут петь песни, посвящать стихи и говорить слова, от которых закружится голова. Если вы не сдадитесь сразу, то ухаживания станут очень настойчивыми, и вы сначала будете бегать ко мне, чтобы я приструнил своих подчинённых, а затем сдадитесь под натиском особо симпатичного офицера. И когда вы всё же сдадитесь, то превратите мою часть в бордель, где в медицинский кабинет ходят за услугами условно медицинского характера. Потому что ни один аристократ не рискнёт продолжать связь с вами долго, а каждый последующий раз вы будете сдаваться всё быстрее и быстрее.

Холодные глаза вымораживали меня изнутри, и хотелось закричать, чтобы он замолчал, но я онемела от обиды.

– А теперь вопрос, нобларина Боллар: мне весь этот цирк зачем? Ради того, чтобы было кому вскрыть чирей повару или залечить флюс механику? Для этого я могу организовать транспорт до ближайшего госпиталя.