На уплату мерзкого налога на безбрачие уходили все деньги. Не знаю, какой бесчеловечный умник его придумал. Налог должен был стимулировать магов жениться как можно раньше. Обычно девушки вступали в брак сразу же после восемнадцатилетия, тогда получалось избежать первого платежа. С каждым годом налог возрастал, и остаться неженатыми к тридцатилетнему порогу могли себе позволить только очень богатые люди.

Через пару месяцев близняшкам исполнится по восемнадцать, а Кайре – двадцать. Лиде и Эве уже по двадцати одному, мне – двадцать три, Брену – двадцать пять. В сумме набегает очень много…

Я бы с удовольствием вышла замуж хоть завтра – лишь бы избавить Брена от необходимости платить за меня и закладывать имение. Но командор Блайнер сказал верно: никто не вступит в брак ни с одной из проклятых Боллар. А значит, у меня никогда не будет законнорожденных детей, как, впрочем, и незаконнорожденных. Разве можно покрыть и без того запятнанную репутацию семьи ещё и позором внебрачной связи? Да и врагу не пожелаешь расти бастардом: их не принимают в обществе, где семья и верность – одни из главных ценностей.

Поначалу я даже обрадовалась назначению к Разлому – просто устала видеть счастливых, взволнованных беременных пациенток и молодых мам с малышами. Изо всех сил желала им добра, а в глубине души обижалась на судьбу – почему мне нельзя испытать то, что по умолчанию позволено всем женщинам? И сколько бы я ни гнала от себя подобные мысли, они всё равно возвращались.

Стараясь найти выход, Брен подал императору прошение об отмене налога в отношении нашей семьи в связи с невозможностью сочетаться браком из-за проклятья. Император отказал, мотивировав тем, что если он сделает исключение для одной семьи, такое же исключение сразу же потребуют тысячи других, особенно малообеспеченных. Следовательно, никаких поблажек. Зато он выдал направления на работу у Разлома для всех достигших восемнадцатилетия сестёр с формулировкой: «Пусть поищут себе мужа среди раненых кантрадами, от его яда ежегодно умирают сотни магов, уверен, что среди них рано или поздно найдутся неженатые и сочувствующие».

Примерно то же самое сказал и командор Блайнер, но мне подобный цинизм всё равно казался дикостью. Как вообще можно кому-то такое предложить? «Уважаемый ноблард, вы молоды, не женаты и умираете в расцвете лет от яда, против которого не существует противоядий. А женитесь-ка на мне заодно? Вам-то уже всё равно, а мне – экономия».

От одной мысли о таком разговоре в животе сворачивался противный узел.

Опять же, Брен с Гвендолиной уже пытались заключать фиктивные браки – каждый раз за существенную мзду, разумеется. Вот только ни одна из попыток не увенчалась успехом, богиня Геста их просто не одобряла. Словно наша семья была проклята не только Танатой, а ещё и ею, хотя мы с братом и сёстрами ничего не сделали, чтобы прогневать Луноликую.

– Хочешь чая? И каши? Если она у меня не убежала, конечно, – спохватилась Лира.

Каша не только убежала, но и пригорела, что расстроило нас обеих. И отмывать теперь, и готовить заново, да ещё и крупу испортили. Мы быстро съели ту часть каши, что хоть как-то годилась в пищу, а затем принялись сначала за готовку, а потом – за варку снадобий про запас. Обычно практикующие целители не делают эликсиры самостоятельно, а покупают у зельеваров, но для нас это было слишком дорого.

Лирина смена в семейном врачебном кабинете начиналась с рассветом, и я собиралась пойти вместе с ней. Пусть много мы там не зарабатывали, но это лучше, чем сидеть дома. Раньше у нас была полноценная клиника – всё же целая огромная семья целителей, однако после смерти деда, отца и дядей из хирургов остался только Брен, а в госпитале при Разломе ему платили больше, чем он мог заработать на частных пациентах. Да и шли к нам не очень охотно, предпочитали конкурентов. Лечиться у «про́клятых Болларов» никто не хотел, будто наше проклятье передавалось воздушно-капельным путём.