— Я не очень хочу навещать тебя в тюрьме, так что держи себя в руках.

— Угу. Слушай, а что его баба? — подруга съезжает на узкую дорожку, и коляска трясется на ней так сильно, что я опасаюсь: как бы Максимка не проснулся. Нет, он спит так крепко, что его даже ураган не способен разбудить.

— В смысле?

— Ну, ты ещё смотришь её страничку?

Я покрываюсь густой краской. Мне стыдно за эту слабость. Но любопытство сильнее, и изредка я осторожно, под фальшивым именем, захожу и наблюдаю за тем, чем она дышит. В этом нет ничего, чем можно гордиться — но я до сих пор сравниваю нас, примеряю ее жизнь на себя. Должно же в моем скучном, сером существовании быть хоть что-то яркое. К сожалению, этим разноцветным пятном оказывается жизнь Лизы.

— Иногда…

— Покажи мне. Дай хоть посмотрю, что за курицы клюют на таких червей.

— Ри-и-ит…

— Да всё-всё, обойдусь без оскорблений, — она примирительно поднимает обе руки.

Я достаю телефон, Ритка листает профиль, медленно рассматривает фотоснимки Лизы, иногда качает головой или кривит уголок рта. Она определенно скажет сейчас какую-нибудь гадость про вкус моего бывшего, но я не позволяю, предостерегающе покачав головой. Мне не хочется, чтобы Лизу оскорбляли просто из-за того, что она связалась с Богданом.

В этом нет ничьей вины.

Мне бы хотелось, чтобы она была счастлива и никогда не узнала, что её парень целует кого-то в туалетной кабинке.

— О-о-о. Слушай, а это что такое? Видела? — Рита показывает мне фотографию.

Вчерашняя дата. Снимок свежий. Я всё-таки не настолько отчаялась, чтобы следить за девушкой Богдана ежедневно. На фото нет её лица, лишь правая рука, небрежно лежащая на руле иномарки. Дорогой маникюр, нежно-розовые ногти. И тоненькое колечко с неприлично крупным камнем, которое сверкает на безымянном пальце.

Под фотографией всего три слова.

«Я ответила «ДА».

Почему-то мне становится тяжело дышать. Воспоминания, непрошенные, убранные в самые глубокие закрома памяти, рвутся наружу. Я смаргиваю, но рука с кольцом никуда не исчезает. Перед глазами мутнеет, а в ушах звучит равнодушный голос Богдана.

— Мы решили пожениться…

***

…Мы расстались почти два месяца назад, и меньше всего я рассчитывала вновь увидеть Мельникова в нашем доме. Думала, что ему хватит такта больше не появляться у нас, а с отцом общаться на нейтральной территории.

Я ошибалась.

Он приходит к нам в субботний вечер, хоть и осенний, но такой душный, что спасает только кондиционер. За его спиной топчется девушка модельной внешности. У нее длинные, идеально выпрямленные волосы пшеничного цвета и длинные ноги, не скрытые коротким платьем. Это всё, что я запоминаю. Волосы и ноги. Даже черты лица смываются в цветное пятно.

Она протягивает маме бутылку вина и поясняет что-то про особый сорт винограда и сладковатые нотки во вкусе. Мама с благодарностью принимает подарок. Они обсуждают погоду, как закадычные подружки смеются над тем, что впору раздеваться догола и идти загорать.

Её зовут Полина, она много улыбается, пока переобувается из босоножек в домашние тапочки. Постоянно обращается к Богдану, трогает его за ладонь. Они прекрасно смотрятся вместе. Я не запоминаю, о чем он говорит ей или как на нее смотрит — память услужливо помогает мне забыть хотя бы эти детали.

Оказывается, мои родители устроили званый ужин специально для него. Точнее — он сам предложил познакомить их со своей избранницей.

А я стою на лестнице, ведущей на второй этаж, и мне хочется провалиться сквозь землю. Желудок перекручивает узлом от мысли, что сейчас мы будем вынуждены сесть за один стол. Смотреть друг на друга. Общаться.