Может, тогда, когда мы, распаленные жаркой дискуссией, впервые поцеловались, поддавшись необузданному порыву. Или тогда, когда у нас случился тихий, проникновенный разговор по душам?..

- Зачем тебе этот брак? – удрученно подняла я к нему лицо, когда Василиск нашел меня на берегу крошечного ручейка, прокладывающего себе извилистую дорожку по владениям Платиновых.

- Ты была обещана мне с рождения, - криво улыбнулся он, сев рядом и вытянув свои длинные, крепкие ноги в черной коже брюк.

- И что? Боишься обидеть меня отказом? – усмехнулась я, вглядываясь в загадочные отблески опаловых глаз. Они таили что-то непроницаемое для меня. Лукавое заигрывание тонко переплеталось в них с сокровенной печалью и с чем-то неуловимым, ускользающим от моего понимания.

- Уж, поверь, если бы мне был знаком страх, то боялся бы я обидеть не тебя, а Святое Древо, под которым давал ту клятву, - стала его улыбка еще более натянутой и мрачной.

- То есть жениться ты собрался не из-за риска навлечь на себя немилость этого вашего Древа? – ухватилась я за открывшуюся новость.

Странно. Никто из родичей Асины не говорил мне про то, что Василиск и моя смотавшаяся предшественница были связаны какой-то деревянной клятвой. Интересно, почему? Думали, что всё и так уже решено, и эта информация несущественна? Или, наоборот, в этом что-то кроется?..

- Ты даже не представляешь, чья немилость в моей империи страшнее всяких божественных демиургов! – скользнула тень по четко очерченным линиям его мужественного лица. – Сейчас я здесь, чтобы довести нас обоих до этой свадьбы. И я это сделаю, Платиновая. Как бы ты ни артачилась.

- Значат ли твои слова, что это не твой выбор, а чей-то приказ? – зашлось моё сердце, нащупав шанс договориться.

Неужели мы с ним в равных условиях? Тунлисса заставляют совершить брачный ритуал. Так же, как и меня! Может, сообща мы смогли бы найти выход? Избежать неминуемого?.. Однако от его признания во рту разливалась странная горечь, источник которой я не разрешала себе определить.

- Каким же богам я должна молиться, чтобы они позволили нам и дальше наслаждаться холостяцкой независимостью? – осторожно поинтересовалась я, облизнув пересохшие губы.

Давай же! Скажи, что происходит. Мы непременно разберемся с этим, не калеча наши жизни.

Но взгляд Василиска внезапно стал другим. Жарким. Пробивающим оборону. Он мазнул им по моим увлажнившимся губам, и я заметила, как расширились черные зрачки, затопив и без того темную радужку.

Тунлисс подался вперед, и я задержала дыхание. Пульс участился, пустив по сосудам расплавленную лаву, будто мгновенно заменившую кровь.

- Ты, правда, этого хочешь? – вкрадчиво спросил Василиск в нескольких сантиметрах от моего горящего огнем лица. – Так мечтаешь сохранить свободу… Что она для тебя?

«Что с ним? – метнулись мои застигнутые врасплох мысли. – Его так легко соблазнить избитым женским приемом? Который я вообще применять не собиралась. Или это проверка?»

- Я уже ответила. Независимость. Не хочу быть женой, запертой в четырех стенах. Мы же не любим друг друга, - почему-то последнее непросто было выдавить из себя. Будто я пыталась внушить эту правду самой себе. – На меня давит отец. У тебя свои причины. Так почему бы нам не дать им отпор вместе?

- Вместе, - выдохнул он, обдав меня обжигающим дыханием. – Что ж. Попробовать можно, - провел он губами по моей раскаленной от ожидания коже, избегая самих губ. Щеки. Уголок рта… и холод. Пустота, оставленная им после себя. – Уверена, что не пожалеешь потом? – отстранился Василиск, пронзив меня чернотой глаз.