– Ну-ну. Разве я похожа на девственницу?

– Нет, я бы не сказал. – Тут он покраснел. – Простите, я не имел в виду…

– Ладно, бросьте. Итак, Телец. У него что – есть рога и хвост? Он храпит и топчет пьяных туристов в Памплоне? О каком быке идет речь?

– Ну, – произнес Жук с заговорщическим видом, – одно могу вам сказать наверняка: он чертовски опасен.

– Люблю опасности. Продолжайте.

Жук обвел взглядом кабинет.

– Тут всё чисто?

– Здесь убирают два раза в неделю.

Жук перевел дух. Придумай что-то! Что угодно! Наконец он сказал:

– Ну, раз у вас и так имеется доступ к совершенно секретным сведениям… И все же, я бы хотел услышать от вас, что наш разговор носит абсолютно конфиденциальный характер.

Энджел закатила глаза.

– Это… – мысли Жука лихорадочно метались, – в общем, это связано с перегруппировкой молекул.

– Молекул? – Энджел удивленно уставилась на него.

Жук наклонился вперед и прошептал:

– Скорее всего, рассказав вам об этом, я подвергаю опасности и свою, и вашу жизнь.

Почему эта фраза кажется ему знакомой? И Жук вдруг вспомнил, где она ему уже встречалась: во втором романе из его трилогии «Армагеддон». В той сцене, где майор Бак «Турок» Макмастер раскрывает старшему уорент-офицеру Беатрис «Попрыгунье Бетти» О’Тул местонахождение мюонной бомбы, которую он заложил под президентский дворец в Тегеране.

Жук проговорил серьезным тоном:

– Я не стану притворяться, будто разбираюсь в науке. Но это связано с субатомными частицами. С мюонами.

Энджел нахмурилась.

– Интересно, что это – нейтронная бомба нового поколения? Старая добрая нейтронная бомба – та уничтожает только людей, а не имущество. Москва заклеймила ее как «идеальное оружие капиталистов».

– Про это я ничего не знаю. Я в основном маркетингом занимаюсь.

– Мюоны, – протянула Энджел. – Мюоны. Ну что ж.

– Вы будете благоразумны?

– В отношении меня можете не тревожиться, мистер Макинтайр, – сказала Энджел.

– Разумеется, идея не в том, чтобы применять ее. Речь идет о сдерживании.

– Ну, мы тут, в ИПК, отнюдь не вопросами сдерживания занимаемся.

– Да, я читал вашу книгу. «Не контрудар, а просто удар». Очень бодрящее сочинение.

– Ну, как мы тут любим говорить, капелька предупредительности стоит целого фунта обогащенного урана. Ну, не верх ли тщеславия – цитировать саму себя?

– Мне не терпится начать работать с вами, – сказал Жук.

В этот момент из селектора раздалось сообщение:

– Доктор Темплтон, вам звонит доктор Киссинджер.

– Скажите ему, что я перезвоню позже.

В пятницу вечером, сидя в машине, Жук весело насвистывал. Он старался ехать окольными дорогами – учитывая, что Вашингтон занимал горделивое второе место в рейтинге американских городов, отражавшем катастрофическое состояние дорожного движения.

Жук спешил. После встречи с Энджел Темплтон он ощущал странную взвинченность. В точности такое же чувство появлялось у него, когда работа над романом шла на ура. Ему пришло в голову, что Телец – что бы там ни скрывалось за этим словом – очень даже пригодится ему для трилогии. Сегодня же, после обеда, он собирался засесть за ноутбук и выдать подряд несколько страниц. Он мысленно представил себе, как перенести сцену с мюонной бомбой из 2-го тома в 3-й. И выстроить вокруг нее новую сюжетную линию. Можно вообразить, какой она вызовет фурор.

Он поглядел на спидометр. Тпру! Притормози-ка.

– Ну, вид у тебя очень жизнерадостный, – заметила Минди с нотками легкого разочарования в голосе.

– Отличный день был. Просто превосходный. – Жук поцеловал жену. – Ну, а ты как?

Минди тяжело вздохнула – от нее будто повеяло мировой скорбью.