Оступаюсь и нервно облизываю губы, не сразу отдавая себе отчет, как неспешно муж осматривает меня, и я вижу — да, черт возьми, вижу, — как его прозрачные льдины темнеют, напоминая о том, что под моей тонкой сорочкой ничего нет.

Конечно нет, потому что я вылезла из кровати, горя от желания. В тот момент о правилах приличия у меня и мысли не было, да я даже не задумалась о том, что меня мог кто-то увидеть в таком виде. Хотя с чего я решила, что моему мужу есть до этого дело? Однако сейчас, кажется, есть.

С губ срывается тихое аханье, когда я непроизвольно прижимаю ладонь к часто вздымающейся груди в надежде успокоить взбесившееся сердце и случайно задеваю твердеющие соски, которые через секунду обжигает грубоватая ажурная ткань сорочки.

Это мимолетное движение оказывает на меня такой эффект, что я нарочно веду плечами, чтобы вновь испытать его. А под прицелом властного взгляда это доставляет особое удовольствие.

Сейчас это лучше, намного лучше того, как он смотрел на девушку в клубе. И мне так и хочется закричать ему, что я больше не маленькая девочка. И на меня можно не только смотреть, но и трогать. Намного больше, чем трогать.

И, словно доказывая ему это, я прикусываю нижнюю губу и откровенно заявляю о своей смелости, изящно проводя пальцами между грудей, провоцируя ткань еще больше натянуться на торчащих вершинках.

Сделай это. Трахни меня.

О, Боже… Дрожь пронзает каждую и без того звенящую от напряжения клеточку. Я на пределе своих возможностей.

Ощущения, словно короткие замыкания, прочерчивающие пунктирную линию в другое измерение. Я и раньше прикасалась к себе, но то, что испытываю сейчас, становятся открытием какой-то новой способности чувствовать собственное тело.

Проклятье, мне потребуются колоссальные усилия, чтобы выдержать все и дойти до конца. Получить то, что я заслуживаю. Только боюсь даже представить, что со мной будет, когда Эзио подарит моему изнывающему телу тепло своих рук. Но именно это придает мне решимости и пугает одновременно.

Я задыхаюсь. От одной только мысли об этом.

Я сойду с ума.

Тишина становится невыносимой, пока он скользит царапающим взглядом от моих босых ступней выше, задерживаясь в области бедер, едва прикрытых сорочкой, после чего его острый кадык дергается, и я снова обжигаюсь о холод потемневших аквамаринов, теперь внимательно изучающих мое лицо.

— Почему ты не спишь, Филиция? — спрашивает он, не потрудившись вынуть изо рта сигарету, отчего его сиплый голос становится более низким и сладкой патокой затекает в мое сознание, вынуждая колотящееся в груди сердце замереть. А потом забиться еще быстрее. — Возвращайся в постель. Я приду позже.

Плавным движением длинных пальцев он вынимает изо рта сигарету и позволяет клубу дыма нависнуть над собой серым облаком.

— Ты никогда не приходишь.

На его лице появляется снисходительная усмешка, и он делает новую затяжку.

— Ты слишком крепко спишь, чтобы знать, чем я занимаюсь по ночам, — хрипло выдыхает он вместе с дымом, и, не выпуская меня из-под тяжести своего взгляда, начинает царапать фильтром по нижней губе. Интересно, насколько они мягкие? Это просто издевательство! Бессердечный мерзавец.

— А ты слишком много работаешь и забываешь, что я тоже имею право на твое внимание, — обвинительно бросаю ему, позволяя решительности расцвести в груди. Не умею я заглаживать вину. Да он и не позволяет, снова отталкивая меня.

— Я босс.

Пошел он!

— А я твоя жена, и ты подтвердил это несколько дней назад в нашей спальне, — приближаюсь к нему и захлопываю ноутбук так быстро, чтобы не дать себе возможности передумать. Отступать поздно. — Думаю, твоя работа сможет хотя бы на полчаса побыть на втором месте.