— О, ты ошибаешься, — хмыкает он, поднося к губам дымящуюся сигарету, которая в следующую секунду вспыхивает. — Они трогали то, что принадлежит мне. — Эзио выдыхает облако дыма. — Разве ты их заставляла?

От безысходности я крепче сжимаю парик.

Почему его вообще это волнует?

— Я просто танцевала, — снова нападаю, загнанная в угол голубоглазым охотником. — Я не сделала ничего плохого. Мне стало скучно в четырех стенах, — обвинения необдуманно сыплются из моего рта, — тебя никогда нет дома! А если и есть, то ты запираешься в своем чертовом кабинете! — перевожу дыхание, но ярость из моего голоса не уходит. — Странно, что ты вообще понял, кто танцевал перед тобой. Ты ведь меня и за женщину не считаешь! Что меня выдало? Ноги? Руки? Губы? Или взгляд, жаждущий твоего внимания? Что?

Эзио медленно затягивается, будто наслаждаясь представлением истеричной жены.

— Мотылек, — отвечает он и одним словом обрубает все, что только что разрушало меня.

Сердце, кажется, останавливается, но только для того, чтобы подскочить к горлу.

Какая же я дура! Как я могла забыть о своей татуировке на запястье?

— То, как ты дула на кончик сигареты, — продолжает он шокировать меня своей наблюдательностью, — как стряхивала пепел, как трогала левую мочку уха — ты всегда так делаешь, когда тебе некомфортно.

Какого. Блядь. Хрена?

— Мне продолжать?

Отрицательно качаю головой, пораженная его словами, как самым невероятным открытием во вселенной.

— Ты задумывалась о последствиях, когда решила пойти в клуб? — риторический вопрос, за которым следует строгое предупреждение: — Ты больше не сделаешь ничего подобного, — Эзио лениво тушит сигарету в пепельнице. — Запомни, Филиция, ты моя жена.

— Это лишь формальность… — сипло срывается с моих губ, но я замолкаю, когда он неспешно поднимается с кресла и начинает приближаться ко мне. Выходит из тени во всей своей безупречности.

Я тут же отступаю назад, ненавидя свой проклятый язык. На расстоянии говорить с ним было проще. Но мое бегство заканчивается, когда я врезаюсь спиной в стену, а муж, надвигающийся на меня, отрезает все пути к отступлению.

Мой подбородок попадает в плен его шероховатых пальцев, и я вздрагиваю. Есть что-то в этом незначительном жесте, что требует моего подчинения. И я не могу этому сопротивляться.

— Ты принадлежишь мне, Филиция. Не заставляй меня вбивать это в твою голову другим способом. Каждый сантиметр твоего тела тоже принадлежит мне. И я больше не хочу, чтобы ты давала мне повод напоминать тебе об этом, — большой палец оттягивает мою нижнюю губу, вырывая из груди тихое аханье. — Тебе это не понравится. И мне тоже.

Внезапно он отпускает меня и так резко отстраняется, что мне приходится сильнее вжаться в стену, чтобы не рухнуть. И прежде чем я успеваю отреагировать, Эзио уже выходит из комнаты, оставляя на моей коже ощущение своих пальцев. Он прикоснулся ко мне. Не как обычно. Сегодня он прикоснулся ко мне как к женщине.

Любая другая испугалась бы скрытой во всем этом угрозы. Но только не я. Потому что прямо сейчас я торжествую. Он приревновал меня.

2. 1

***

Выскользнув из-под одеяла, я решительно направляюсь к двери, даже не утруждаясь накинуть на себя халат, будто боюсь передумать.

После того, как Эзио дал понять, что видит во мне женщину, я не могла перестать думать об этом. Не могла забыть прикосновений, заклеймивших мою кожу. И сейчас, наверное, нет ничего, что может меня остановить от стремления вновь испытать это, поэтому в следующее мгновение я уже растворяюсь в темноте коридора.