Все. Идем дальше.

Идем и спотыкаемся, когда Таир говорит:

– Сейчас отдыхай. Завтра повторим попытку.

Ну, естественно. Цель ведь еще не достигнута. А когда это Тарский свои дела до победы сворачивал? Сегодня он сказал этим извращугам, что мы еще не готовы. А в следующий раз что будет?

– Я видела, как ты забрал окурки, которые оставил этот мужик. Зачем? Неужели у тебя есть возможность проверить его ДНК? – Молчит, а молчание Тарского, как мы знаем, это всегда «да». – Кто ты такой, черт возьми?

Не в первый раз задаю этот вопрос, но ответа, конечно, не получаю. Я его в принципе и не жду уже.

– Я ухожу. На вахте остается Федор. Если что, обращайся к нему.

Молчу, словно мне все равно. По тому, что оделся, ведь уже догадалась, что собрался куда-то среди ночи.

И пусть… Плевать.

– Конечно, – выдыхаю, потому как он, похоже, ждет какой-то реакции. – Война продолжается, – заключаю сердито. Но он и после этого не уходит. Вот чего ему сейчас надо? Зачем сообщать об уходе и продолжать сверлить меня взглядом? – Ты идешь? Вода остыла, я замерзла.

– Выбирайся, – невозмутимо отбивает. – Или тебе помочь подняться?

Безусловно, какое-либо стеснение после всего, что было, не имеет никакого смысла. И все же мне неловко вставать, когда Тарский так пристально наблюдает. Только злость и выталкивает. Поднимаюсь и, не глядя на него, перешагиваю бортик. В спешке свалилась бы, он придерживает. Не благодарю, наоборот, отталкиваю и хватаю с крючка махровый халат. Набрасываю прямо на мокрое тело и опрометью вылетаю из ванной.

Пока одеваюсь, слышу трель звонка, и вскоре из прихожей доносятся приглушенные голоса. Решаюсь выйти только после того, как дверь хлопает второй раз.

– Привет!

Собиралась, не дожидаясь Гордея, уйти спать. Однако Федор своей улыбкой пробуждает внутри меня тоску, которую я в своей груди пригрела, как змею. Захлебываясь одиночеством, мечтаю с кем-либо спокойно поговорить, хоть и понимаю, что Федя, каким бы милым и любезным ни казался, с Тарским заодно.

– Не улыбайся!

В ответ на это обиженное требование мужчина смеется и шагает ко мне.

– Кто тут у нас не в настроении?

– И прекрати со мной разговаривать, как с пятилеткой! Кстати, твой акцент ужасен!

– Прискорбно, – неизменно строит из себя добряка.

– Что именно?

– То, что ты злишься на меня.

– Будто тебе не все равно… – ворчу и зачем-то усаживаюсь на диван, словно собираюсь задержаться.

– Нет, не все равно, – Федор опускается в кресло напротив. – Я, в отличие от брата, понимаю, что с тобой лучше дружить.

– Не напоминай о нем. Дай отдышаться свободно.

– Как скажешь, Катрин. Хочешь, посмотрим что-нибудь по телевизору? – бросает быстрый взгляд на часы, стрелки которых перемахивают полночь. – Или ты устала?

– Не знаю… – неуверенно отвечаю я. – Устала, но… Честно говоря, я голодная.

– Прекрасно! Не могу упустить возможность продемонстрировать свой кулинарный талант.

– Ты умеешь готовить?

Смотрю Федору в спину, так как он уже направляется в кухонную зону.

– Целых три блюда. Омлет, глазунью и манную кашу.

– О, впечатляюще!

– На самом деле да. Ты не представляешь, как сложно в первом варианте не сжечь низ. Сохранить желтки целыми и жидкими – во втором. А в третьем – приготовить эту бесячую крупу без комков. Последнее вообще высший пилотаж!

– Нет, не представляю, тут ты прав, – со вздохом сажусь за барную стойку. Подперев ладонью лицо, лениво наблюдаю за тем, как Федор достает из холодильника яйца и ветчину. Сама-то я вообще ничего не умею. К плите подхожу, только чтобы вскипятить чайник. – Почему Тарский такой непрошибаемый? Расскажи о нем хоть что-нибудь… – выдаю вдруг и тотчас замолкаю.