Еська ставит швабру в угол и снимает с вешалки пуховик.

– Может, все-таки расскажешь?

Повторяюсь, как только мы оказываемся на лестничной клетке.

– Да как всегда. Приперся бухой, начал орать. Мать попыталась  все сгладить, он ее ударил, потом, – Еся закусывает губу, – орал снова. Я вызвала полицию, его забрали. А мама как всегда, старая шарманка. Заявление писать не будет, пожалеет. Да и вряд ли это что-то даст. Сколько его там продержат? Трое суток. А дальше?

– Ясно.

 Уже на автомате сжимаю ее предплечье, чтобы не поскользнулась на обледенелом асфальте. Еська всхлипывает и, отдернув руку, отклоняется назад.

В красивых глазах моментально скапливаются слезы. Она смотрит на меня из-под полуопущенных ресниц и молчит, прижимая правую ладонь чуть выше противоположного локтя.

– Я не понял, – резко разворачиваю ее к себе за плечи, – что с рукой?

– Все нормально. Поехали отсюда. Я тебя прошу, пожалуйста, – голос дрожит.

Она всхлипывает и прижимается ко мне всем телом. Чувствую, как подрагивают ее плечи, и медленно теряю контроль.

– Это он? Опять?

Злюсь. Не на нее, конечно. Просто в пылу момента весь мой словесный всплеск агрессии задевает и ее.

– Андрей…

– Садись в машину.

Аккуратно подталкиваю ее к тачке. Сам огибаю капот и сажусь за руль. Салон еще не успел остыть, поэтому в горле першит от резкого глотка теплого воздуха после мороза.

– Мы куда? – Еся вытягивает шею. Напрягается, как только я сворачиваю в противоположную от моей квартиры сторону.

– Снимать побои.

– Андрей, он меня толкнул, я  только об угол ударилась. 

– И что? – психую и повышаю голос.- Этого мало?

Она мотает головой, съеживается и закусывает нижнюю губу. В полумраке я едва могу разглядеть влажную полоску на ее щеке, которую она тут же стирает дрожащими пальцами.

Пока врач снимает побои, звоню отцовскому адвокату и прошу подъехать в местное отделение.

– Зачем это все?

– Заявление писать будем, – помогаю ей застегнуть пуховик.

– Это не поможет. Его все равно отпустят.

– Не отпустят. Поехали.

12. 12

Есения

– Андрей, ты не переживай, со всем разберемся в лучшем виде. Отец же в курсе?

– Я ему сообщу. Это уже не твои проблемы.

– Хорошо.

Юрист, который приехал с нами в полицейское отделение, пожал Панкратову руку и двинулся в сторону длинного коридора.

– Ты как? – Андрей растерянно коснулся моей щеки, а у меня сердце защемило. Так захотелось к нему прижаться. Крепко-крепко.

Хотя именно это я и сделала: прильнула к его горячему телу, закрывая глаза.

– Нормально.

– Едем?

– Да.

В машине меня не покидало ощущение тревоги. То, что устроил отец, окончательно вышло за рамки. С этими мыслями я закрылась в душе, когда мы приехали в квартиру Андрея.

Вечер начинался неплохо. Мы поужинали, поболтали с мамой и сестрами, даже Алинка заехала, правда, ненадолго, всей последующей потасовки она уже не застала. К счастью.

Папаша явился еле держащимся на ногах, устроил скандал. Искал деньги. Ну а дальше начал распускать руки. Полез к маме, я попыталась ее защитить, как итог – тоже получила.

Растираю ушибленную руку, бедро и расползающееся в районе солнечного сплетения красное пятно, которое скоро превратится в синяк.

Делаю воду попрохладнее и пару минут стою под острыми, как иглы, струями.

Завернувшись в полотенце, выскальзываю из ванной, замечая Андрея боковым зрением.

Он сидит на диване, закинув ногу на ногу. Разговаривает по телефону, заметив меня, дергает головой и похлопывает ладонью по обивке дивана рядом с собой.

– Сейчас, – произношу одними губами.

Грудь горит огнем, потираю раздраженную кожу и заглядываю в спальню.  Открываю шкаф и достаю оттуда мужскую футболку. Не хочется маячить перед Андреем, сверкая своими еще несформировавшимися синяками.