– Да, все автоматом. Снег пошел, – вытягивает ладошку, внимательно наблюдая, как несколько снежинок, упавших на ее кожу, превращаются в воду. – Теперь я свободна почти до февраля.
– Отметим? – открываю дверь машины со стороны пассажира.
Хотя вопрос я задаю так, чисто для поддержания разговора. На самом деле еще вчера забронировал номер в Ждановском отеле. Хотел сделать Есе небольшой сюрприз.
– Сегодня не получится, я обещала остаться у мамы.
– Ясно.
Знаю, что голос выдает мои эмоции. Мое «ясно» выходит сухим и раздражительным. Но Еся решает не заострять на этом внимание. Ведет себя так же, как и секунду до.
Сажусь за руль.
– Даже не верится, что семестр закончен. Хотя нет, больше не верится, что уже через два дня мы будем греться на солнышке.
Неделю назад Жданов сорвал спину в зале, поэтому идея с горнолыжкой стала менее актуальной.
Киваю в такт Еськиных слов и перещелкиваю радиостанцию.
– …хотя Бережная чуть с ума не сошла. Она же столько экипировки накупила. Ты меня вообще слушаешь?
В голосе слышатся звенящие нотки, но я их игнорирую.
– Да.
Смотрю на дорогу, хотя прекрасно понимаю, что атмосфера в салоне изменилась. Еся протяжно вздохнула, а от ее улыбки не осталось и следа.
– Останови машину. Мне, наверное, будет лучше пройтись.
– Конечно. Я уже.
Мой пофигизм на ее просьбу, что звучит в голосе, подкрепляется ухмылкой. Она действительно думала, что я остановлю тачку?
– Панкратов, не беси меня. Останови машину и прекрати вести себя как придурок.
– Как кто? – спрашиваю вкрадчиво, медленно отпускаю педель газа, подъезжая к красному светофору.
– Ты все прекрасно слышал. От того, что я одну ночь переночую не с тобой, Солнце на Землю не упадет.
– Я тебе что-то сказал по этому поводу?
– Лучше бы сказал, чем сидеть тут с кислой миной.
Она дергается, забывая отстегнуть ремень, моя нога тем временем снова давит на педаль газа, и Еська резко припечатывается к спинке сиденья.
Мы пролетаем под только что загоревшийся зеленый.
– Ладно, извини, просто у меня на этот вечер были планы.
– Я уже ей обещала. На Новый год же не остаюсь. Не дуйся.
– Если что, звони, – говорю, припарковав машину у подъезда Токаревых. – Я приеду.
– Хорошо. Люблю.
– И я тебя.
Провожаю ее взглядом до подъезда и, лишь когда она скрывается за металлической дверью, даю по газам.
Разрушенные планы на вечер вводят в ступор. На самом деле как-то даже непривычно. Последние месяцы мы почти постоянно были вместе. Вечером и ночью точно. Сейчас же я нарезаю круги по центру города, соображая, чем можно себя занять.
Правда, Царев нагло прерывает мой мозговой штурм, хотя и подбрасывает идею на вечер.
Заезжаю к родителям, чтобы выгнать из гаража внедорожник. Переть в банный комплекс за городом, куда предложил забуриться Ярик, на заниженной тачке – такое себе удовольствие.
– Андрей, – мама спешит мне навстречу. Охранник, что угрюмой тенью следует за ней, увешан пакетами. – Наконец-то я тебя застала. Только с самолета, в Москве была.
– И тебе привет.
– Ты все еще на меня дуешься? Ладно-ладно, признаю, я поступила так, как не подобает хорошей матери. Не злись, сынок. Я правда желаю тебе только добра. Вот, – она поворачивается к бодигарду и забирает один из пакетов из его рук, – Есении подарок купила к празднику, ну и в качестве извинения.
Она вытягивает из пакета коробку. Что внутри, я уже знаю. Часы.
– Она не носит. Я спешу.
Обхожу мать стороной и сажусь за руль.
– Андрей…
Мама остается стоять на улице с перекошенным лицом.
В зеркала замечаю, как ее пальцы скользят по щеке, а коробка, что она продолжала держать в руках, падает на землю.