И знаете, сколько платят за эту каторгу? Чтоб нашим врагам всю жизнь так платили! Скудно жила семья Тевье, ни тебе обновок девочкам на Пейсах, ни сладостей в Пурим, ни справной обувки мальчикам перед Рош а-Шоне. Другой бы на его месте давно сник и погряз в заботах – другой, но не Тевье! Когда покупатели спрашивали:

– Ну, как сегодня настроение у пана водовоза?

Он всегда отвечал:

– Утром встал здоровым, поехал на работу, есть силы таскать ведра, – и хватит, и спасибо Всевышнему!

Вышло так, что основными заказчиками Тевье были поляки. Вы думаете, будто в Куруве жили одни евреи? Вовсе нет! Для проезжающих и проходящих Курув, безусловно, выглядел еврейским местечком, со всеми вытекающими отсюда достоинствами и недостатками. Но помимо полутора тысяч евреев в нем проживали еще две тысячи поляков, русских, русинов и украинцев.

Вот для них-то Тевье и возил воду. А что, иноверцы – люди не хуже евреев! Они точно так же хотели пить, умываться и варить. Почти все беднее бедного, под стать Тевье, тяжело добывали свой хлеб, с трудом расставаясь с медными монетками.

Работу свою он делал честно. Чтобы набрать самую чистую воду, Тевье уезжал далеко от города, вверх по течению Курувки. Когда-то он заплатил плотнику, и тот вместе с ним соорудил мостки, доходящие почти до середины речки. Ну, середина – громкое слово! Всей речки там было саженей десять, а глубина – до шеи, не утонешь.

Зато черпал Тевье воду без прибрежной тины, листиков и прочей мути. Чтобы наполнить бочку, приходилось не один десяток раз пробежать по мосткам туда и обратно. Но покупатели его ценили, предпочитая Тевье другим водовозам.

Увы, доходы от такого ремесла выходили не абы какие, и, если бы Тевье не работал от восхода до заката, не смог бы поднять семью. Даже в пятницу, когда евреи давно грели кости и чистили душу в бане, он еще громыхал на своей телеге или скрипел полозьями саней. Панам, паненкам и панночкам нужна была вода, много чистой, свежей воды.

Но и на это ярмо, на эту каторгу нашелся завистник. Жил в Куруве поляк Янек, бездельник и лоботряс. Любое дело, за которое он брался, валилось у него из рук. И после каждой неудачи он бежал в шинок заливать горе. Пил он не больше других, в Куруве и вокруг так пили все. От тяжелой работы и беспросветной жизни только и есть радости, что залить и забыться.

Денег у Янека сроду не водилось, и шинкарь, пан Юзеф, сначала наливал в долг, а потом стал снимать с него то шапку, то рукавицы, то полушубок. Подступала осень, а у Янека не осталось в чем выйти на улицу.

– Пане Юзеф, – взмолился он, когда лужи у шинка стали по утрам покрываться тонкой корочкой льда. – Верни одежку, я в твоем хозяйстве отработаю.

– Да, ты отработаешь, – презрительно хмыкнул шинкарь. – Себе дороже выйдет, наделаешь делов. На что ты пригодный, разве воду на тебе возить?

– Воду возить? – Янек встрепенулся, словно услышав зов далекой трубы. – А действительно, чем не работа? Налил, привез, вылил. С лошадью и телегой я управляться умею, черпать могу. Почему нет?

– А лошадь тебе кто доверит? – хмыкнул пан Юзеф.

– Да уж найду. Мир не без добрых католиков, помогут, не все ведь такие бессовестные дьяволы, как шинкари!

– Это я еще бессовестный! – возмутился пан Юзеф. – Другой бы на моем месте шкуру с тебя за должок спустил!

– А ты разве не спустил? – вскричал Янек. – Зима на носу, а ты оставил меня в одной рубашке. Жид бы так не поступил!

– Кстати о жидах, – заметил пан Юзеф. – Воду по Куруву развозит еврей Тевье. Почему? Пусть он своих вонючих соплеменников обхаживает, а не чистых католиков. Вот забери у него промысел, и будет тебе заработок со мной расплатиться.