— Урод! Ну, какой же ты урод! — завывала она, пытаясь освободить руки. Делала себе больно, царапала открытую спину о сухой ствол дерева, но всё равно не останавливалась. — Все вы такие! Все! Только силой брать и можете!

— А как тебя, суку, не брать силой? — зашипел, отходя всего на шаг. Сигарета, всполох огня, и спасительное облако отравы, стремительно заполняющее лёгкие. — Я сейчас и трахнуть тебя могу, потому что никто не услышит.

— Да? — в её взгляде вспыхнула ненависть. Да такая, что кожу прожигала до дыр. — Так давай? Ну? Сделай это, чтобы я могла ненавидеть тебя ещё сильнее! Давай, Рай! Опустись на дно!

— Бляяядь… — протянул я и наигранно хлопнул себя по лбу. — Забыл, Ночка. Я же романтик ебанутый… Сначала мы с тобой поговорим, потом обязательно будут предварительные ласки… Всё, как в интернетах пишут.

— На хуй иди со своим романтизмом!

— Заткнись, — я вновь сделал шаг. Мизинцем подцепил тонкий шёлк, номинально прикрывающий её грудь, и отвёл в сторону. — Скучала? Ну признайся, скучала же?

— Я уже сказала, куда тебе идти, придурок!

— Сопротивляйся, дорогая моя… Сопротивляйся! — ладонь накрыла грудь, пропуская сосок меж пальцев. Перекатывал твёрдый камушек, не сводя взгляда. — Посылаешь, ядом брызжешь… Вот только тело твоё говорит о другом.

— А ты мастер языка тела? — Ночка замерла, а потом с яростью взмахнула ногой, целясь коленом прямо в пах, но и к этому я был готов. Подхватил её под сгибом и отвёл в сторону. Разрез её платья безвольно поддался моей задумке, обнажая длину стройных ног, прозрачную сетку красного белья и тёмную полоску волос на лобке.

Внутри всё рвануло. С силой вжался стояком в её живот и обнял, отчаянно шепча на ухо:

— А если я проверю? А вдруг там горячо и мокро, Ночка? Что сделать тогда? Трахнуть?

Она не могла говорить… И не скрывала этого, безвольно мотала головой, прикрыв глаза, из которых лились слёзы крупными каплями ртути. Они падали на грудь, бережно огибали сосок и неслись ниже. Всё в ней говорило о борьбе. Возбуждение шарашило, заставляя вскипать кровь, но разум рассыпал горы льда, чтобы просто умом не тронуться. Она металась по стволу, то прижимаясь ко мне телом, то пытаясь слиться с деревом в попытке отдалиться. Штормило не по-детски… И я видел всё это. Но не останавливался, а наоборот, подкидывал щепки в её огонь.

С каким-то животным остервенением впился в её губы. Испивал солоноватость слёз, вбирал сладость шампанского и тихие стоны. Рукой шарил по телу. Оглаживал шёлк кожи, изменившиеся изгибы тела, исследовал, чтобы запомнить. С нажимом прошёлся по кромке белья, нарочно царапая ногтями. Ночка рыдала, пытаясь укусить, сжимала зубы, не позволяя моему языку пробраться в свой рай, но я не останавливался…

Пальцы под ткань, и вот уже тепло её возбуждения растекалось по подушечкам. Проскользил меж горячих складочек, понимая, что иду по грани… А как только прошелся по каменному бугорочку, Аду затрясло крупной дрожью. Она распахнула рот, пытаясь глотнуть воздуха, но вместо этого впустила меня…

Наши языки сражались, она мычала, пыталась сжать зубы, но тогда я снова делал поступательное движение, всё ближе и ближе пробираясь к её плоти. А когда резко подался вперёд, входя двумя пальцами, Ночка взвыла. Её черные глаза распахнулись, утягивая меня в бесконечность её тьмы. Язык стал мягким, ласковым…

Я задыхался от пьяного чувства власти! Казалось, что лучше уже ничего и быть не может! Она в моих руках, шипящая, сопротивляющаяся, но МОЯ!

Это была грань безумия, где сделать неверный шаг приравнивалось к полёту в пропасть! Мы оба это понимали, оттого и не аккуратничали. Поцелуй превратился в адовый котел, движения приобрели резкость, болезненность. Ада покачивала бедрами, подстраиваясь под ритм моей пытки, и все медленнее дышала…