— Ты один живешь? — села на высокий барный стол, а Игнат достал бутылку. Затем отставил ее, и включил чайник.

— Один.

— Красивая квартира, — огляделась вокруг — неплохо он живет, не беднее моих родителей.

А семья у меня обеспеченная.

— У меня два уровня, — Игнат качнул головой вверх, и я поняла — следующий этаж тоже его. — Расскажешь, куда дела верхнюю одежду, и почему носилась по городу в одном платье?

— Это ерунда, — отмахнулась — страх прошел, отбилась же от урода, а рассказывать Игнату про это не тянет.

И ведь не к маргиналам мы пошли. Квартира была богатая, Женя сказала, что просто посидим.

Посидели…

— Ладно, тогда расскажи про себя, — Игнат поставил передо мной чашку черного чая, сахарницу, а затем все же открыл бутылку, и плеснул в бокал немного виски, — Больше не налью.

— А мне больше и не надо. Я только чай выпью.

Он придвинул бокал, и покачал головой.

— Выпей. Иначе заболеешь.

— Заботливый, — подарила мужчине улыбку.

Глаза у него пугающие. Синие, темные. Грозовые. Смотреть в них, и смотреть, и все равно не насмотришься. И фигура великолепная, а я в этом знаток — столько лет в балетном оттрубила, где все на анатомии помешаны. По взгляду теперь могу определить, сколько времени человек уделяет спорту.

Игнат — много. Не худой он. Крепкий, мускулистый.

Притягательный. Магнетизм животный, а запах его для меня — сильнейший феромон.

— Так расскажешь про себя, или это тоже секрет? — напомнил он, и опустился напротив.

— Я из провинции, переехала в столицу учиться балету.

— Научилась?

— Научилась, — немного помрачнела я.

Мама в ужасе была, когда я загорелась балетом. А случилось это именно из-за нее — еще до моего рождения мама попала в аварию, колено было травмировано так, что она хромала. Долго. И операции делала. Реабилитации помогали, но не так, как маме бы того хотелось, и она начала искать альтернативы.

Занялась балетной гимнастикой, а я маленькая была, наблюдала. Каждое утро смотрела, как мама садилась на коврик, и тянула ноги через силу, через боль. С мамой занимался пожилой балетмейстер, который и включил мне на планшете спектакль «Дон Кихот», чтобы я не мешала им.

И я пропала.

— Знаешь, мама не одобрила, когда я заявила, что пойду учиться балету. В позу встала, что только через ее труп — она знала, что травмы для балетных — это обыденность. Не хотела она для меня подобного.

— Но своего ты добилась? — Игнат сделал глоток виски.

— О да! Я голодовку объявила, — не смогла скрыть дурного хвастовства, когда сказала это, но вспоминать забавно ту войну с мамой.

— Упорная.

— Папа тоже так сказал, — рассмеялась я, вспоминая прошлое. — Мама сдалась. Они решили, что я позанимаюсь полгода максимум, и «блажь» пройдет. А она не прошла.

Меня порекомендовали в столицу. Конкурс — девяносто человек на место, но я прошла несмотря на то, что по возрасту не подходила — слишком маленькая. Но ведь взяли. И я училась, хотя каждый день было больно. Болели мышцы, кости, суставы. Но это того стоило. И уже на предпоследнем курсе я танцевала в главном театре страны.

Теперь бы только вернуться. Я уже и на кордебалет согласна!

— Творческая девушка. Балет, надо же, — Игнат едва заметно улыбнулся. Улыбка у него не мягкая, а… не знаю, говорящая очень. О том, что он меня хочет. — В Питер надолго?

— Обратного билета нет, приехала развеяться. С подругой.

— Вижу, что развеялась, — взгляд мужчины опустился на мою грудь.

Я вспыхнула.

От одного взгляда. А я ведь танцевала с партнерами, и нет места на моем теле, где бы меня не трогал мужчина в дуэтных танцах, при поддержках. А тут всего лишь взгляд.