– Пожалуйста, не кричите, – пытаюсь сказать этим шумным людям, но изо рта вырывается только сип.

– Лиза пошевелилась! – взвизгивает женщина, и кто-то начинает меня теребить.

Мне сразу хочется закрыть уши рукам, пытаюсь это сделать, но они такие тяжелые, а сил нет, чтобы поднять. Отключаюсь от внешнего мира, ухожу в себя, осмысливаю то, что сейчас услышала. И сознание вдруг возвращается. Это мама? Что она здесь делает? Она же в Москве. Должна приехать через две недели.

Приоткрываю тяжелые веки и тут же захлопываю их. Свет. Пронзительный и беспощадный льётся сверху и режет глаза.

– Позовите врача! – приказывает мужчина.

Его голос мне знаком. Он часть моего прошлого. Да это же Арсен! Что этот человек делает рядом со мной? Паника захлестывает сознание, начинаю мотать головой, отказываясь верить в его присутствие.

– Лизочка, дочка, открой глазки, милая, – откуда-то издалека доносится мамин плач.

– Ма-ма? – выдавливаю первое слово.

– Да-да! Это я! –мама плачет и гладит меня по руке, горячие капли падают на кожу и обжигают ее, как раскалённые угли.

Снова приподнимаю веки. Почему они такие тяжелые, словно кто-то положил сверху камни. В этот раз получается лучше. Я вижу расплывчатый силуэт плафона на потолке, он медленно плывет по кругу. От этого вращения из желудка поднимается тошнота.

– Выключите свет, пожалуйста... больно....

– Где больно, Лиза, – голос мамы истерично вибрирует на самых высоких нотах.

– Глаза... и уши... тише...

– Доктор, что с ней? – голос Арсена встревожен.

– Пациентка приходит в себя, не торопитесь.

Где я? Откуда тут доктор? Резко открываю глаза: белые стены, мебель, халат врача, ни одного яркого пятна. И от этой белизны тошнит ещё сильнее.

– Мне плохо...

– Где плохо? – это уже мама. Она наклоняется надо мной. Я вижу растерянное лицо, опухшие глаза, дрожащие губы.

– Мама...

– Лиза, я посвечу вам сейчас фонариком, не бойтесь.

В глаз попадает резкий луч света. Я вскрикиваю и хочу ударить врача по руке, но только вяло шевелю пальцами.

– Уберите! Больно!

– Тихо, тихо. Все в порядке. Ваша девушка пришла в себя, Арсен Николаевич.

– Разве пришла? Посмотрите, она же ничего не соображает.

– Не все сразу. Пережить такое и скакать сайгаком никто не будет. Дайте время. Организм сильный, молодой. Надеюсь, восстановится быстро.

– Мама, где я? Вы кто?

– В роддоме.

– В роддоме? – отказываюсь это принимать. Какой роддом? Мне рожать ещё не скоро. – Как я сюда попала? Почему ты здесь и Арсен? И где Игорь?

Теперь я смотрю вверх уже спокойно. Зрение привыкает в свету, фокус становится ясным и четким. Понимаю, что лежу в кровати, в больничной палате, а вокруг меня близкие люди. Прислушиваюсь к себе. Что-то странное: не чувствую, как шевелится Темочка. Провожу рукой по животу. Он плоский. И тут к сознанию пробивается правда: ребёнка нет.

– А-а-а!  – крик вырывается из горла и оглушает меня. Я резко сажусь и тут же падаю на спину. – Где мой ребёнок?

– Лиза, Лиза! Пожалуйста! – мама хватает мои руки и прижимает их к кровати.

– Что вы сделали с моим малышом? – я уже ничего не соображаю, бьюсь, вырываюсь, пытаюсь встать, и чем больше меня держат, тем сильнее стремлюсь избавиться от врагов. – Мне надо идти! Пустите! Где мой сын?

– Доктор...

Шприц я не вижу, просто чувствую хлопок по плечу, и свет теряет яркость. Звуки становятся тише и вовсе пропадают. Люди вокруг кровати растворяются в дымке, а в душе просыпается покой.

Второй раз я просыпаюсь в темноте. Открываю глаза осторожно и тут же распахиваю смело, приглушённый свет от бра направлен в стену, мне не мешает. В комнате тишина, только слышится чьё-то сопение. Приподнимаюсь на локтях: руки дрожат, не держат тело. Откидываюсь на спину и дышу, дышу, восстанавливая силы. Со второй попытки сажусь. На диване, стоящем в углу, прямо в одежде спит мама. Ее волосы разметались по подушке, красивое лицо осунулось и как-то разом постарело, покрылось глубокими морщинами.