Со смертными. Голова Корэйн пошла кругом.

Он скрипнул зубами.

– Еще раз прошу вас меня простить. Я не намереваюсь вас убивать.

– Что ж, уже хорошо, – пробормотала Корэйн, бессильно уронив руку, сжимавшую кинжал. – Кто вы такой?

Не успев договорить, она уже догадалась, каков будет ответ. В ее памяти всплыли обрывки детских сказок и моряцких историй. Он Древний. Бессмертный, рожденный погасшими Веретенами. Нестареющий и совершенный сын утраченного мира.

Ей никогда раньше не доводилось видеть Древнего. Даже ее мать ни разу в жизни не встречала ни одного из них.

Бессмертный разогнул шею, и звезды озарили его образ. Что-то поранило – нет, изорвало – левую половину его лица, оставив неровные, бугристые шрамы ото лба и до самой шеи. Взгляд Корэйн задержался на них, и Древний снова уронил голову на грудь.

«Его терзает стыд», – поняла Корэйн. Почему-то эта мысль немного ее успокоила.

– Так кто же вы? – повторила она свой вопрос.

Древний сделал тяжелый вдох.

– Я Домакриан из Айоны, племянник самой Правительницы, ведущий свой род из Утраченного Глориана. Я последний оставшийся в живых Соратник вашего отца, и я пришел просить вас о помощи.

Рот Корэйн распахнулся от изумления, молнией пронзившего ее тело.

– Что? – только и смогла произнести она.

– Я хотел бы рассказать вам историю, миледи, – проговорил он. – Если вы соизволите меня выслушать.

Изо рта умирающей лошади шла пена, но он гнал ее вперед. Ее плечо было алым от запекшейся крови. «Моей крови», – думал он. Хотя со дня битвы прошло немало дней, его раны едва начали затягиваться. Он старался не думать о своем лице, вспоротом теми существами, теми чудовищами, воинами нечеловеческой армии, явившейся из мира, который он даже не мог вообразить. Он все еще чувствовал на себе их пальцы, сломанные ногти и кости, торчавшие из-под ржавых доспехов. Теперь они остались далеко позади, в сотнях миль за его спиной. Но Домакриан все равно то и дело оглядывался назад, широко раскрыв изумрудные глаза.

Он не мог сказать, как ему удалось спастись. Он знал лишь, что вскочил на лошадь одного из Соратников; остальные воспоминания стерлись, оставив только отголоски звуков, размытые цветные пятна и неясные запахи. Он скакал днями напролет. Королевства проносились мимо, сливаясь друг с другом; холмы сменялись возделанными полями, которые уступали место лесу, а затем снова холмам. Наконец он начал узнавать пролетавшие мимо ландшафты. Миновав горы Монарион и Монариан – Звезду и Солнце, – он свернул в скрытую от посторонних глаз долину. Поросшая тисовыми деревьями, она тонула в тумане, а извилистая серебряная лента реки Аванар делила ее на две части. Он был сыном и принцем этой земли и знал ее наизусть.

Калидон.

Айона.

Родной дом.

«Осталось недолго, – думал он, надеясь, что лошадь выдержит. – Уже совсем скоро».

Дом слышал, как оглушительное биение лошадиного сердца становится реже. Он ударил ее ногой еще раз.

Остановится либо ее сердце, либо твое собственное.

Туман начал отступать, и из него проступил видэрийский город Айона, раскинувшийся на скалистых кряжах в том месте, где Аванар впадал в Лохлару – Рассветное озеро. За долгие столетия дожди и снега окрасили город в серо-коричневую гамму, и все же он сохранил свою величественность. Здесь жили тысячи бессмертных; сотни из них родились еще в Глориане и были старше самой Айоны. Королевский дворец, называемый Тиармой, с гордостью стоял на остром, как нож, краю кряжа, под которым виднелись одни только скалы.