Однажды на вечере присутствовал приплывший на ладье из Царьграда варяжский воевода. Наёмник, остановившийся с дружиной в Киеве по пути в Старград, был зван в княжеский терем для подробного повествования о происходящем ныне в Греческом царстве. Князь, как позже узнала Ольга, всегда самолично общался со всеми странниками, следующими из Царьграда.

– Будь здрав, князь Игорь, – громко приветствовал правителя варяг, поднявшись со своего места, когда Игорь с Ольгой вошли в Пировальню.

Один из гридней, сопровождавших варяга, приблизился к князю и с поклоном поставил на стол перед ним серебряный кубок – дар.

– И тебе не хворать, Андимир. С какими новостями к нам?

– Да какие у меня новости? – Андимир пожал плечами. – У тебя вот, гляжу, все новости. Молвят, княгиней обзавёлся… – варяг широко улыбнулся и, не смущаясь, оглядел Ольгу. – Не врут.

– Не врут, – сдержанно ответил Игорь.

– Славное дело, князь. Женою доброю муж честен, всякому ведомо.

– Довольно пустословить. Лучше расскажи, как там ныне у греков дела обстоят?

– Затишье в Романии. С сарацинами мир, с уграми мир. Нет войны – нет нам ни златников, ни серебреников, ни добычи. Роман больше занят гонениями жидов. С хазарами у него немирье ныне, – ответил воевода, не скрывая досады.

– Да, шибко хазар невзлюбил Роман, – задумчиво молвил Игорь. – Даже в Таврии нет им покоя – иные жиды ко мне в Киев переселились. Супротив них воевать Роман вас не звал?

– Не звал, князь.

– Асы30, слыхал я, лет пять тому супротив хазар выступали по наущенью греческому, – всё так же задумчиво произнёс князь, будто сам себе говорил.

– Неудачей тот поход для греков обернулся, – подсказал Асмуд. – Асы с греками рассорились, с хазарами сдружились…

– Да, вроде так. Сурожцы говорили о том…

– А каган жидовский, Иосиф, церквы рушит христовы, – вновь вставил своё слово Асмуд. – Жизни лишает приверженцев веры греческой.

– Я не ведаю, князь, про затеи греков с хазарами, – отозвался Андимир. – Знаю лишь, что войны открытой кесарь не замышляет, едино прочь гонит из Царьграда жидов.

Чуть позже, когда нарочитые мужи употребили изрядно хмельного мёда, взгляды Андимира на Ольгу стали более явными и нескромными.

– Князь, позволь и княгиню твою почтить даром? Я сразу-то не додумался, не знал, врут-не врут про супружницу-то…

– Ну, почти…

Иноземный воевода самолично пожаловал Ольге в дар серебряную с голубым самоцветом застёжку на плащ, которую спешно принёс ему подручный отрок.

– Позволь узнать, князь, как обращаться можно к княгине? Как величать достойную супругу твою?

– Олёна. Прекрасная. Так звать-величать, – отрезал князь.

Ольга покосилась на него. Игорь как будто желал осадить варяга, умерить его любопытство и нескромное внимание к супруге, но вместе с тем не смог отказать себе в удовольствии побахвалиться.

– Слыхал я у греков одну баснь про жену с подобным именем. То была великая волшебница и царица… – задумчиво промолвил Андимир, не вняв намёкам князя. – Только вот, бают, из-за неё разгорелась нешуточная брань меж мужей, – насмешливо добавил варяг.

– Я тоже слыхал ту баснь. Но то у греков, а мы, русь, сами, коли надобно будет, приведём себе жён из заморских походов. Спой-ка нам, Лучезар, про Волха Всеславьича.

Княжеский игрец на гуслях завёл долгую, старинную песнь про богатыря Волха, рождённого смертной женой от волшебного змея. Волх, как и положено в баснях, рос – день за год и вырос воеводой, умелым не только в ратном деле, но и в искусстве оборачиваться и зверем, и птицей, и рыбой. Прознав о коварных намерениях хазарского царя пойти воевать русскую сторону, Волх упредил врага. Поочерёдно оборачиваясь то птицей, то зверем, Волх тайно проник в стольный град противника, погрыз тугие луки, искусал быстроногих коней, а следом сам со своей дружиной двинулся во вражеские земли. Достигнув неприступных стен хазарского стольного града, Волх превратил своих гридней в муравьёв…